На секунду я задумался. Убить его сейчас, и часть проблем будет решена, не убить – снова начнет гоняться и мешать жить. С другой стороны, если все‑таки заберу Талисман, плевать будет на лорда. Пускай хоть сам король Центральных земель ищет.

Пальцы стали сжиматься на горле гвардейца, он еще сильнее задергал ногами, глаза вылезли из орбит, щеки напухли. В момент, когда в глазу лопнул сосуд, я швырнул его в траву. Абергудец, задыхаясь от кашля, упал на колени.

– Ты прав, гвардеец, – проговорил я глухо. – Я бракованный. В стае избавляются от слабых и хилых. У меня не вышло бросить волчонка, от которого отказалась даже мать. Он не был больным, просто последним в помете. Через четыре года он создал стаю. Одну из самых сильных на краю Изумрудного леса.

Жамчин оперся ладонью на землю и повернул голову. Лицу постепенно возвращался нормальный цвет, только глаз залился красным из‑за лопнувшего сосуда.

– Ты что, даешь мне шанс? – насмешливо прохрипел он.

Я кивнул и снова присел в почтительном жесте перед вожаком воргов. Тот внимательно посмотрел на меня красными светящимися глазами. Во взгляде озадаченность. Даже он не понимает, почему не свернул гаду шею.

– Даю, – проговорил я глухо, подобрав под себя ноги. – Они не дают.

Только теперь медвежья морда вожака стала понимающей. Он глухо зарычал и опустил голову, готовясь к атаке. Оттолкнувшись от земли, я перепрыгнул через бурого медведя, что стоит спиной, и помчался в сторону камня из агата.

Пока бежал на всех четырех конечностях, в развевающемся на ветру плаще, из‑за спины доносились звуки битвы ломающихся костей и яростные вопли мертвяков. Даже чары Ильвы не спасут от неуемной мощи стаи воргов в медвежьем облике.

Ветер с их стороны, поэтому обоняние рисует картину, в которой Жамчин отчаянно бежит в сторону ледяной травы, за ним несется черный медведь. Я злорадно оскалился, понимая, что абергудцу от ворга не убежать.

Агатовый камень стремительно вырастал из темноты. Звериное нутро подсказывает: времени до полуночи остается все меньше, а горы все не видно.

Когда наконец добежал, подметил, что камень и правда напоминает спящего тролля. Вблизи грани оказались не просто серыми, а в черную точку, как заплесневелый сыр. Свет месяца отражается на поверхности и придает каменюке матовость.

– Ты жив! – раздалось справа.

Изабель выскочила на меня из‑за валуна и повисла на шее. Следом высунулся Шамко. Волосы торчат в разные стороны, словно по траве не бежал, а катился.

Принцесса прижалась щекой к щеке, даже не обратив внимания, что я в чужой крови и мертвячьей гадости. Я обнял ее за пояс, чувствуя, как тепло смешивается с моим. Пальцы уловили частый пульс, несколько секунд я стоял и держал в руках хрупкое тельце. Половина мыслей заняла Изабель. Вторую всецело заполнила Ильва.

– Шамко все твердил и твердил, что охотники зачарованы, – говорила она сбивчиво, пока я таращился на камень, одновременно вдыхая запах ее волос. – И убить их нельзя, и тебе конец. Сказал, нежить скоро доберется до нас. Я так боялась, Лотер. Так боялась…

Я зло посмотрел на паренька, тот виновато втянул шею и скривился в жалобной улыбке. Захотелось влепить крепкую затрещину дурню за то, что не нашел нужных слов для перепуганной девушки, когда за ней орда мертвяков гоняется.

– Ерунду сказал Шамко, – сообщил я глухо.

Она подняла ресницы и заглянула васильковыми глазами в лицо. Левый зрачок вытянут в тонкую полоску, щеки бледные. Она закусила губу и замерла в тревожном ожидании.

– Что дальше? – спросила она тихо. – Мы осмотрели камень. Горы рядом нет. Даже намека. Шамко говорит, полночь вот‑вот наступит. Не успеть.

Я нехотя отпустил принцессу и оглядел валун. При большом желании его можно принять за кусок скалы или за два куска, но точно не гору.

Где‑то в глубине екнуло: вдруг Изабель права и я не успею? Ледяная лапа сжала внутренности, во рту пересохло, когда представил, как орды нежити расползаются по миру, воргов становится меньше и в конце концов наш род совсем исчезает.

Рука сама дернулась к мешочку на шее. Сорвав его, я быстро развязал узел и сунул пальцы внутрь. Оказалось, там синий порошок, такой мелкий, что похож на золу.

Шамко остановил взгляд на мешочке, брови сдвинулись.

– Это что? – спросил он.

– Пес его знает, если честно, – ответил я и сунул нос внутрь, в надежде по запаху определить принадлежность порошка.

В ноздрях моментально засвербело, глаза заслезились, как от перца. Я дернулся и чихнул во все легкие. Порошок выдуло из мешка, и темно‑синее облако покрывалом опустилось на агатовую поверхность.

– Крепкая штука, – проговорил я, вытирая нос тыльной стороной ладони.

– Смотрите! – крикнула Изабель и указала на камень.

Я поднял голову. Агатовая грань пошла прозрачными волнами, воздух вокруг задрожал. Шамко и принцесса попятились.

Агат продолжал колыхаться, пока его стороны не потекли, словно весенний мед. Через несколько секунд мир вокруг дрогнул, картинки поплыли. Показалось, что мы стоим и одновременно несемся с невероятной скоростью, когда окружение превращается в темные полоски.

Изабель в страхе схватилась за мою руку, Шамко потерял равновесие и рухнул на колени. Спустя несколько секунд движение прекратилось, и перед нами предстала гора.

Невысокая, скорее холм, зато полностью прозрачная, как те горы, что видел у шаманов. Далеко за ней высится черная стена, и кажется – упирается в самое небо. Разобрать трудно, ощущение, что она где‑то за границей зрения. Как если смотреть сквозь пленку бычьего пузыря.

По черному небу носятся всполохи. О таких слышал от стариков, которые бывали в северных землях. Говорили, что по ночам, когда особо холодно, небо покрывается цветными волнами.

Под ногами серый плотный материал, а вокруг на сотни верст пустота, даже горизонта не видно.

Только теперь понял, что опять нахожусь в мире духов. Шаманы знали, что мне придется вновь искать сюда вход, поэтому дали порошок. А это остатки из трубки, в которой теплилось дыхание камня.

– Где мы? – простонал Шамко.

– Там, где самое место Ильве, – ответил я и кинулся к горе.

За спиной раздался испуганный голос Изабель:

– Лотер, будь осторожен!

Буду, подумал я, приближаясь к прозрачной грани горы. Поверхность сверкнула холодным блеском, сквозь толщу проглядывается противоположная сторона, такая же гладкая и безжизненная.

Справа громыхнуло, ослепительный блеск залил все вокруг. На секунду зрение исчезло, я застыл, зажмурившись от света. Когда пришел в себя и выпрямился, передо мной предстало самое красивое и одновременно жуткое зрелище за всю жизнь.

В паре волчьих прыжков от меня воздух пульсирует светящимися волнами. В самом центре мерцает синяя точка, посылая тонкие лучи в разные стороны. Время от времени рядом с треском вспыхивают молнии и уходят прямо в землю. Точнее, в серый плотный материал вместо нее.