Читателям помоложе скажу в поучение, что речь здесь идет о временах давно прошедших, временах, когда агенты по недвижимости еще рыскали по нашей стране, ища, кого поглотить,[195]позвякивали ключами, урчали двигателями своих «Пежо 205» и вообще обращали нашу столицу в место для жителей ее не безопасное. То, что этот владычествовавший, уверенный в себе вид человеческих существ оказался стертым с лица земли за время, равное, геологически говоря, одной миллисекунде, есть явление необъяснимое. Может быть, они слишком уж преуспели? Или, как считают некоторые, их теплая, плодоносная естественная среда обитания отступила куда-то от наползавших на нее льдов экономической депрессии и именно это отступление агентов и погубило? А может быть, бесконечная вторичная переработка ими фраз наподобие «хорошо презентированный», «все в большей мере желательный» и «продаваемый по реалистичной цене» создавала так много обманчиво привлекательного метана, что он в конечном счете разрушил кислород доверчивости и все они передохли? Не исключено, впрочем, что они, подобно Бенбери, просто-напросто «лопнули, взорвались».[196]Как бы там ни было, различные memento mori,[197]следы их существования, принявшие форму заброшенных домов на главных улицах наших городов и обратившиеся в окаменелости табличек «Сдается», все еще с нами. Et in Acacia Avenue ego,[198]словно говорят они.

Но вернемся к званому обеду. Услышав приведенный выше вопрос, еще один гость спросил: «Случалось ли вам когда-либо присутствовать на приеме, на котором никто не задал вопроса: “Случалось ли вам когда-либо присутствовать на приеме, на котором все разговоры не сводились бы рано или поздно к рынку недвижимости?”» Что и показывает нам, насколько эндимичной была эта проблема. Тот факт, что недвижимость стала столь распространенной темой разговоров, сам по себе стал темой не менее распространенной. В кругах более утонченных распространенной темой разговоров стал уже сам этот факт. И так далее.

Впрочем, существует и еще одна популярная тема: наука. Издание книг с завлекательными названиями наподобие «Краткая история времени» или «Человек, у которого не было эндорфинов» позволило таким понятиям, как «физика хаоса», «морфологический резонанс» и «кот Шрёдингера», конкурировать в качестве предмета застольного разговора с недвижимостью. Эксцентричное поведение переставшего функционировать человеческого сознания порождало приятные анекдоты и домыслы, которые нередко позволяли уклоняться от дискуссий по поводу викторианских ванных комнат, навесных карнизов и оригинальных потолочных розеток, – по крайней мере, до подачи сыров.

Журнал «Нью-Йоркер» напечатал в прошлом году статью, в которой участь одного из пациентов доктора Сакса, описанных им в книге «Пробуждение», сравнивалась с происходящими в мире событиями. В 1950-х некое семейство попросило Сакса осмотреть девушку, поведение которой походило на истерику. Случай оказался довольно простым, однако Сакс обратил внимание на старика, который во все время осмотра мирно сидел у окна комнаты. Мирно? Он не издал ни единого звука и ни разу не шелохнулся. Сакс осмотрел и его, проведшего, как выяснилось, в этом состоянии уже не один год. Человек этот практически не двигался, очень мало ел и ни с кем не разговаривал. Температура его тела была на удивление низкой, сердце билось с частотой сорок ударов в секунду. Сакс обнаружил также присутствие в его желудке очень маленькой опухоли, которая, конечно же, не могла стать причиной такого словно бы переохлажденного состояния. Сакс поставил диагноз: гормональная недостаточность – и вколол бедняге соответствующую сыворотку. Спустя очень недолгое время человек этот вскочил на ноги, став энергичным, разговорчивым, пребывающим в полном сознании и излеченным от своего рипван-винклизма.

А три недели спустя он умер от рака желудка. Спавшая опухоль проснулась вместе с ним.

«Нью-Йоркер» высказал предположение, что огромный Советский Медведь, долгое время проспавший во льдах неэффективной политической гегемонии, неработоспособной командной экономики и безнадежно непроходимых каналов распределения, обладает разительным сходством с этим человеком. Рак национализма долгое время оставался замороженным вместе со всем его телом. Но как только ему впрыснут сыворотку демократии и свободы, вместе с его организмом проснутся и злокачественные опухоли. Это, разумеется, не причина для того, чтобы не делать ему такого укола, говорил журнал, но пальцы, поверьте, нам лучше держать скрещенными.

Ах, какими верными, какими пророческими оказались эти слова. Пройдет совсем недолгое время, и мы увидим, как словенцы и хорваты, словаки и сербы, армяне, азербайджанцы и грузины, анатолийцы, латыши, померанцы, боснийцы и герцеговинцы, русняки, русины, белорусы, украинцы и молдаво-валахи дерутся друг с другом за участки центрального Лондона, на которых они могли бы возвести свои посольства. И тогда из льдов вылезут им навстречу агенты по недвижимости, цены на дома взлетят до небес, а разговоры на лондонских званых обедах вновь обратятся к теме недвижимости.

Вот так и вращается мир.

Когда я был юн, а мир еще оставался зеленым и похрустывающим, точно кочанный салат, мне пришлось однажды решать вопрос: чем занять себя между школой и университетом? Пойти ли мне по стопам Во и Одена и предложить мои услуги приготовительной школе в качестве младшего учителя – или лучше, подобно другим представителям моего поколения, устремиться в Австралию с двадцатью фунтами и ножницами для стрижки овец в кармане? Ну-с, поскольку по жилам моим струится благородная кровь отважных Фраев, я, естественно, выбрал приготовительную школу.

И обнаружил, что с тех лет, которые провел в ней я сам, многое переменилось. Власть родителей подняла свою уродливую голову, и, можете мне поверить, более уродливой головы вы не сыщете ни у кого. Традиционный День открытых дверей, когда родителей водили по классам, чистеньким, как главная улица какого-нибудь города перед визитом королевы, принуждали любоваться нелепыми картинками, украшавшими стены школы, подносили им в спортивном зале чай и волглые бутерброды со свежими огурцами и позволяли задать учителям один-два вопроса, сменился диктатурой родительских комитетов, регулярными встречами родителей с учителями и предоставлением каждому родителю права беспрепятственно слоняться по школе.

К настоящему времени «власть родителей» уже обратилась в важный элемент предвыборных игр. В мире политиков, где разного рода хартии растут как грибы, обсуждению «Хартии прав родителей» отводится на нынешних партийных конференциях особенно видное место.