Слезы Митфорд мгновенно высохли.

— Неужели ты смеешь в чем-то обвинять Пав?! Поосторожнее!

— Нет! — в каком-то безысходном отчаянии вскричала Кэннон. — Разумеется, я его не обвиняю. Я только говорю, что с Роландом не оберешься неприятностей. Он приносит одни проблемы. Что бы ни сделал, он навлечет беды на вас, на ваш дом. Вы должны помочь нам, мне и Гаю. Гай может задержать его, и тогда мы выясним всю правду. Если всему есть невинное объяснение, он даст его нам, и тогда все будет прекрасно. Но я считаю своим долгом защитить вас и лорда Редесдейла.

— Мне жаль, Луиза, — поднявшись, сказала Нэнси. — Но все это не может быть правдой. Всё. Не рассчитывайте на мою помощь.

Кэннон тоже встала и пристально посмотрела на нее.

— Я поживу в деревне, пока вы не измените своего мнения. Сниму комнату и оставлю письмо на почте, сообщив вам мой адрес.

— Не стоит так затруднять себя, — бросила мисс Митфорд и удалилась решительным шагом.

Луиза провожала взглядом струившийся по дорожке луч фонарика, пока он окончательно не исчез во тьме.

Тот вечер, когда Луиза старалась убедить Нэнси помочь им устроить ловушку для Роланда, Гай провел дома. Как только после ужина освободился стол в гостиной, он устроился за ним и выложил перед собой раздобытые Кэннон банковские книжки. Где-то в них наверняка есть ключ к разгадке. И если уж в них имеются нужные им зацепки, то Салливан вознамерился отыскать их, сам пока не зная, что же они из себя представляют.

Закатав рукава рубашки, молодой человек в задумчивости облокотился на гладкую деревянную столешницу. Одна книжка в темно-зеленом кожаном переплете с золотым тиснением на обложке представляла «Банк Шотландии, учрежденный в 1695 году», и внутри ее имелся номер счета, выписанный на имя Роланда О. Лакнора. Черная надпись на второй книжке в темно-красной картонной обложке гласила: «Жилищно-строительная кооперация Кента & Кентербери» — она принадлежала Александру Уорингу.

Внутри каждой книжки было по несколько страничек, густо заполненных убористыми почерками разных банковских кассиров, записывавших денежные операции начиная с 1910 года в зеленой книжке и с 1907-го — в красной. Гай отметил, что в течение военных лет было произведено всего несколько вкладов и изъятий. Только это ему и удалось подметить. Над строчками темнели неровные ряды цифр, и записи выглядели неразборчивыми, сколько бы он ни протирал свои очки краем рубашки.

Не сняв фартука, мать Гая сидела возле камина, вытянув к огню обутые в тапочки ноги. В задумчивом спокойствии она созерцала языки пламени. Это очарованное молчание нарушили его братья, заглянувшие в гостиную перед уходом в паб. Среди них не было только Уолтера — он уехал из дома несколько месяцев назад после женитьбы, и Гай не скучал по своему властолюбивому братцу. Первым в комнату ввалился Эрнест. Готовясь к выходу в паб «Собака и утка», где он собирался порадовать себя парой кружек пива, этот молодой человек стряхнул с себя щеткой остатки кирпичной пыли и пригладил волосы, смочив их водой. Подойдя к столу, он взял одну из книжек.

— Отдай, — сказал Гай, протягивая руку, чтобы забрать книжку.

Отскочив назад, Эрнест помахал своей добычей.

— Что это тут у нас? Непристойные картинки? Ах ты, мелкий греховодник!

— Ничего подобного! — краснея, возмутился его младший брат. — Сейчас же отдай обратно! Это вещественные доказательства.

Эрнест перестал паясничать и взглянул на книжку.

— Какие доказательства?

Гай вырвал ее у него и положил обратно на стол.

— По делу, которое я расследую.

— Но тебя же уволили! — заметил Эрнест. — Ведь правда, мать?

Их мать, ничего не ответив, просто отвернулась обратно к огню. Она предпочитала не проявлять личных симпатий и никогда не вмешивалась в перепалки сыновей.

Вскоре к ним присоединился Берти, озабоченно крутивший головой.

— Кто-нибудь видел мою расческу? — спросил он и тут увидел прилизанные волосы Эрнеста. — Ты, щенок! Ты заграбастал ее? Гони обратно!

— Остынь, — бросил его брат. — Смотри лучше, как наш Гай выискивает доказательства. Невзирая на то, что его выгнали. Что бы это значило, Берти, как ты думаешь?

— Между прочим, я здесь, — буркнул Гай, — и слышу все, что вы болтаете.

Ничего не ответив, Берти подошел к столу и заглянул ему через плечо.

— Банковские книжки? Неужели ты теперь отмываешь деньжата? — иронично произнес он, рассмеявшись собственной шутке.

Миссис Салливан поднялась с кресла.

— Гай, я приготовлю тебе кружку какао, — сказала она и тихо выскользнула из комнаты. Вероятно, иногда мать позволяла себе так или иначе выразить кому-то поддержку.

Ее самый невезучий сын тяжело вздохнул и, закончив в очередной раз полировать очки, опять раскрыл перед собой обе книжки. Он решил проверить последние записи в книжке Ксандра. Несколько минут сосредоточенно изучая их, Гай в итоге почувствовал, что за его спиной происходит какая-то пантомима, и, оглянувшись, увидел, как его братья, заложив руки за спины, с комичной серьезностью вглядываются в записи.

— Убирайтесь! — воскликнул Гай. — Или хоть помогите. Не хочешь ли, Эрнест, разобраться в записях вместо меня? — Он взял книжку и сделал вид, что хочет передать ее брату.

— Ой-ой, какие мы обидчивые! — пропел тот, однако тут же отошел и устроился в кресле матери.

— Не подумал, — пробурчал под нос Гай, вспомнив, что Эрнест не умеет читать.

Берти тоже потерял интерес к его делам и побрел на кухню, вероятно, надеясь выклянчить у матери добавочный ломтик ветчины.

Прищурившись, Гай опять сосредоточился на книжках. Он уже подметил, что деньги продолжали поступать и изыматься и в девятнадцатом, и в двадцатом году, хотя самого Ксандра Уоринга к восемнадцатому году уже похоронили. Разве мог мертвец продолжать пользоваться своим счетом? Должно быть, Роланд Лакнор, выдавая себя за него, пользовался его деньгами. Однако это довольно странно. Накопления на счету были весьма скромными, время от времени на него вносились некоторые суммы денег, и лишь иногда снимались мелкие наличные. Зачем Роланду нарываться на неприятности, выдавая себя за кого-то, ради того, чтобы изредка снять со счета от силы пару фунтов?

Бывший полицейский вновь принялся изучать подробности. От досады у него разболелась голова. Из-за различия чернил и почерков многочисленных кассиров он с трудом разбирал содержание, но понял, что некоторые выплаты делались регулярно, третьего числа каждого месяца, и отчислялись они на счет, означенный как «БГПН». Суммы слегка варьировались, но несущественно, обычно составляя порядка двадцати фунтов. «БГПН» — что бы это могло значить?

Вернувшись в гостиную, мать Гая поставила рядом с этими банковскими книжками кружку какао.