У коричневато-зеленого, под цвет леса, шатра вполоборота к монаху стоял мужчина, затянутый в черную кожу, с длинными белоснежными волосами. А напротив, в свете костра… Итрен бросил в ту сторону лишь один взгляд, и сердце его с размаху провалилось куда-то в сапоги. Только мысленно прочитав молитву, он решился еще раз посмотреть на этого… эту… черт, да выглядеть так непозволительно ни мужчине, ни женщине, только демону! Лицо существа было прикрыто тонкой тканью, сквозь которую проступали огромные удлиненные глаза и губы, словно покрытые засохшей кровью, а одежда переливалась всеми цветами радуги – так, во всяком случае, показалось молодому монаху…

Он был грешен, невыразимо грешен, ибо прежде ему уже доводилось видеть таких созданий – там, на балу, куда попадают во сне, где хрупкая девушка в маске из перьев поманила восемнадцатилетнего послушника Итрена в приоткрытую дверь, а затем позволила насладиться своим телом… Целых три месяца он не смел признаться в такой неслыханной мерзости даже на обязательной исповеди, ибо для того, кто посвятил жизнь Единому Отцу, нет ничего гнуснее и порочнее, чем побывать в презренном Замке Тысячи Лиц и согрешить с тварью Хаоса! А потом была истерика в келье приора, так как больше не осталось сил держать в себе ЭТО, и за ней – декады и месяцы хлеба и воды, бичеваний и сна на холодном камне, а главное – молчаливого презрения наставников, что казалось страшнее любой епитимьи…

Беловолосый вскинул руку, указывая на существо в переливающейся одежде – на горле у того вспыхнула ослепительная желтая точка, и оно упало на колени перед своим повелителем. Смеясь, беловолосый снова что-то сказал по-меналийски, а затем подошел к коленопреклоненному и склонился над ним… Итрен поспешно отвернулся, боясь и желая увидеть то, что произойдет дальше – и больше всего боясь собственного желания.

Совершенно очевидно эти двое не были людьми – после того, как меж ключиц греховно прекрасного создания засветился огонек, Итрен был неколебимо убежден в этом. Да и какой человек посмеет играть в дневном мире с такими вещами, о которых и сказать-то вслух – невыразимо стыдно и неловко?

Но неужели так слаба стала вера адептов Порядка, что порождения Хаоса смеют открыто вершить свои бесовские обряды на земле, освященной самим Единым?!

Когда Итрен снова посмел взглянуть на двоих у костра, роли поменялись. Теперь спиной к костру стояло существо в переливающихся одеждах, а лицо беловолосого было ярко освещено пламенем. В следующий миг другой-другая (разумеется, «другая», несмотря на высокий рост, широкие плечи и мужскую одежду, но монах даже себе не решался в этом признаться) завязал глаза беловолосому темной лентой. Однако Итрен успел разглядеть удлинненный овал неестественно бледного лица, большие раскосые глаза и острый подбородок… Нелюдь!

Да не просто нелюдь – перед глазами, словно и не было четырех лет смирения плоти, воочию предстал облик того, кто под руку со смуглой красавицей открывал бал в замке снов!

Не помня себя от ужаса, Итрен кинулся сквозь кусты, вскочил на лошадь и рванул по дороге диким галопом – лишь бы случайно не попасться под горячую руку господину Хаоса и его любовнице… любовнику… в общем, Хаос их разберет!

– Вкусно было? – эти слова Тай, произнесенные ее обычным, чуть насмешливым тоном, мгновенно разбили чары, как метко пущенный камень – тончайшее стекло. Но Джарвис и тут полностью признал ее правоту. Длить эту странную игру после близости было нелепо и не нужно. – А уж мне-то как вкусно…

– Не то слово, – согласился Джарвис, сдергивая с лица шарф. – Не скажу, что это самый безумный раз в моей жизни, но один из самых потрясающих – несомненно.

– Лесные звери, и те полюбоваться пришли, – рассмеялась девушка. – Слышал, может быть – какой-то лось в кустах шумнул, а потом как припустил по дороге!

– Вряд ли лось, – возразил Джарвис. – Косуля, наверное – лось так не испугается двоих безоружных людей.

– Знаешь, после этого, кажется, я и в Замок уйду без особого труда. Сбросила напряжение – и сразу в сон начало клонить, – Тай аккуратно свернула нарядные вещи и потянулась под полог шатра за повседневной одеждой. – Сейчас сразу и лягу, только схожу умоюсь по-быстрому, а то не оставлять же эту дрянь на всю ночь! Крокодил меня задери, ну что такого можно положить в краску для лица, чтобы каждый раз настолько стягивало кожу?! Да, это тебе не Замковая роспись – той на лице словно и нет вообще…

Пьяный мачо

Лечит меня и плачет

Оттого, что знает,

Как хорошо бывает…

(Земфира Рамазанова)

В попытках оттереть с лица грим при помощи одной лишь озерной воды и остатков мыла Тай провела больше получаса – Джарвис за это время успел поужинать. Когда она нырнула под одеяла в шатре, сон пришел почти сразу – и все равно, очнувшись в комнате, обитой темно-зеленым, Тай испугалась, что опаздывает к началу действа, обещанного Арзалем.

Соскочив с ложа, она подбежала к зеркалу. Придумывать обличье было решительно некогда, поэтому Тай одним взмахом руки облачилась в платье латунного цвета, которое было на ней прошлой ночью, и кинулась в зал.

Музыка раздалась, едва девушка выскочила из коридора, словно нарочно дожидалась именно ее. Ввинтившись в толпу, Тай начала ловко и осторожно пробиваться к небольшому возвышению у основания лестницы, обычно служившему сценой для «вставных номеров», которыми Элори время от времени вносил разнообразие в танцы на балу. Вне всякого сомнения, то, что собирался учинить Арзаль, будет принято всеми за один из таких номеров.

Солеттский маг уже стоял на возвышении. Узнать его можно было только по росту – сегодня он поменял облик столь же радикально, как Нисада в ту ночь, когда ей пришлось выгуливать Урано. Его наряд был выдержан в сдержанных зеленых и малиновых тонах, да и по покрою скорее походил на старинный вайлэзский, весьма распространенный среди гостей Замка. Широкие рукава плавно стекали к кистям, упрятанным в черные перчатки, пышные волосы цвета красного дерева небрежно схвачены на затылке золотым зажимом – словом, ничто не выдавало его анатаорминского происхождения. Лицо же… Лица не было совсем, даже маски – темный зеркальный овал, вызывающий в памяти таинственные глубины ночного озера в лесу. Впрочем, прагматичной Тай на ум пришел скорее щиток из жаропрочного стекла, которым она сама закрывала лицо при работе с парами ядовитых веществ.

Широкий рукав, точно крыло, взлетел в такт музыке, и, покорная его движению, на сцену ступила женщина, затянутая в серебро с черными зигзагами, с волосами, собранными на макушке в роскошный хвост. Фигура ее была почти мальчишеской, без малейшего намека на роскошную грудь, и только простая бархатная полумаска и ярко-лиловый цвет волос обличали в ней княжну Лорш.

Тай завороженно следила, как Нисада опускается на колени перед Арзалем, как тот медленно, словно лаская, проводит руками вдоль ее тела, и оно на глазах превращается в клубящийся дымчатый туман, заключенный в контуры стройной фигурки. Реальность сохранили лишь голова, шея, ступни и кисти Нисады – то, чего не обтягивал серебряный костюм. Когда рука Арзаля насквозь пронизала это туманное тело в районе плеча, Тай невольно ахнула.