коротко остриженные густые темно-коричневые волосы стояли у него на голове как щетка. Его обыкновение преодолевать трудности напролом в конце концов принесло Бете прозвище Броненосец, хотя это, исключительно уравновешенное, судно обычно грохотало только хохотом[820]. К тому времени он уже опубликовал несколько важных работ.

Бете родился 2 июля 1906 года в Страсбурге, еще в детстве переехал в Киль, а затем во Франкфурт, по мере развития успешной научной карьеры его отца, физиолога-исследователя. Он не считал себя евреем: «Я не был евреем. Моя мать была еврейкой, и до появления Гитлера это не имело никакого значения»[821]. Отец его происходил из прусских протестантов; мать была дочерью страсбургского профессора медицины. Среди его дедов и бабок было двое евреев – и этого оказалось более чем достаточно, чтобы уволить его из Тюбингена.

В 1924 году Бете поступил во Франкфуртский университет. Два года спустя, оценив его талант к теоретической работе, его научный руководитель отправил его в Мюнхен к Арнольду Зоммерфельду. Зоммерфельд обучил почти треть профессоров теоретической физики немецкоговорящего мира; в число его воспитанников входили Макс фон Лауэ, Вольфганг Паули и Вернер Гейзенберг. Пока Бете был у Зоммерфельда, к тому приехал американский химик Лайнус Полинг, а также немец Рудольф Пайерлс и американцы Эдвард Кондон и И. А. Раби. В 1928 году из Карлсруэ приехал Эдвард Теллер, но отношения между двумя молодыми людьми еще не успели перерасти в дружбу, когда Теллер попал под трамвай, и его правую ступню отняли чуть выше щиколотки. К тому времени, как Теллер оправился после ампутации, Зоммерфельд уехал в кругосветное путешествие, организованное по случаю его шестидесятилетия, предоставив Бете, только что защитившему диссертацию, искать работу самостоятельно. В отсутствие Зоммерфельда Теллер предпочел перебраться в Лейпциг и учиться у Гейзенберга. Бете получил стипендию Фонда Рокфеллера и уехал в Кавендишскую лабораторию, затем в Рим и, наконец, получил должность в Тюбингене.

Поскольку Гейгер отказался оспаривать его увольнение из Тюбингенского университета, Бете обратился за помощью в Мюнхен. «Зоммерфельд немедленно ответил: “Вам здесь будут рады. Я снова устрою вам стипендию. Возвращайтесь”»[822]. Проведя некоторое время в Мюнхене, Бете получил приглашение в Манчестер, а затем в Копенгаген, работать с Бором. Летом 1934 года Корнеллский университет предложил ему место доцента. На эту должность его рекомендовал один из его бывших студентов, работавший теперь в Итаке на физическом факультете. Бете согласился и отправился в Америку, куда и прибыл в начале февраля 1935 года.

В 1930 году Теллер защитился в Лейпциге под руководством Гейзенберга, проработал там еще год научным сотрудником, а затем переехал в Гёттинген на работу в Институте физической химии. «Его ранние статьи, – пишет Юджин Вигнер, – были совершенно в духе того времени: они расширяли мир приложений квантовой механики»[823]. Теллер энергично и самобытно исследовал наиболее разработанные области физики – химическую и молекулярную физику, – опубликовав между 1930 и 1936 годами около тридцати статей. По большей части они были написаны в соавторстве, потому что сам он был неаккуратен в вычислениях и слишком нетерпелив, чтобы отшлифовывать до совершенства все мелочи.

«Было заранее предрешено, что мне придется уехать, – вспоминает Теллер. – В конце концов, я не только был евреем, но даже не был гражданином Германии. Я хотел быть ученым. Возможность быть ученым в Германии, имея хоть какие-нибудь шансы на продолжение работы, исчезла с приходом Гитлера. Мне нужно было уезжать, как уехали многие другие, и как можно скорее»[824]. Директор его института Арнольд Эйкен, «старый немецкий националист»[825], подтвердил выводы Теллера в марте 1933-го, когда они ехали на юг на одном и том же поезде, направляясь на весенние каникулы. «Я очень хотел бы, чтобы вы были здесь, – вспоминает Теллер уклончивые речи Эйкера, – но в нынешней ситуации вам нет смысла оставаться. Я бы был рад вам помочь, но в Германии у вас нет будущего»[826]. Непонятно было, куда ехать. Вернувшись в Гёттинген после тяжелого спора с родителями в Будапеште – они хотели, чтобы он остался в Венгрии, – Теллер написал заявку на стипендию Фонда Рокфеллера, которая позволила бы ему работать с Бором в Копенгагене.

В Гамбурге Отто Фриш решил, что Гитлера все же следует принимать всерьез. Фриш, привлекательный молодой человек, экспериментатор с талантом к хитроумным изобретениям, работал на Отто Штерна, который за четыре года до этого наорал на Эрнеста Лоуренса, чтобы тот не отвлекался от работы над своим циклотроном. Штерн был «совершенно поражен, – пишет Фриш, – узнав о моем еврейском происхождении, таком же как у него и еще двух из четырех его сотрудников. Он хотел уехать, и чтобы мы втроем уехали тоже, [хотя] Гамбургский университет – в традициях вольного ганзейского города – очень неохотно проводил в жизнь расовые законы, и меня уволили только через несколько месяцев после того, как подчинились все остальные университеты»[827].

Еще до того, как нацисты ввели закон о чиновничестве, Фриш запросил и получил стипендию Фонда Рокфеллера на работу в Риме у Энрико Ферми. Эта программа была разработана для того, чтобы помочь многообещающим молодым физикам освободиться от повседневных обязанностей и посвятить год исследовательской работе за границей, после чего они должны были снова вернуться к своей обычной работе. К сожалению, в самый критический момент фонд решил строго следовать букве своих правил. Фриш вскоре «ощутил сильное разочарование и, в первый момент, немалое омерзение, когда [фонд] сообщил мне, что, поскольку ситуация изменилась в связи с законами Гитлера, они вынуждены отозвать [свою] стипендию, так как у меня больше нет работы, на которую я мог бы вернуться потом»[828].

Тем временем в Гамбурге появился Бор. Он ездил по всей Германии, чтобы выяснить, кому нужна помощь. «На меня произвела огромное впечатление, – пишет Фриш, – внезапная встреча с Нильсом Бором, имя которого было для меня почти легендарным, и его добрая отеческая улыбка; он взял меня за жилетную пуговицу и сказал: “Я надеюсь, вы как-нибудь приедете поработать с нами; мы любим людей, которые умеют ставить мысленные эксперименты!”» (Незадолго до этого Фриш подтвердил предсказание квантовой теории о том, что при испускании фотона атом должен смещаться в противоположную сторону; до него считалось, что это смещение слишком мало, чтобы его можно было измерить.)«Тем же вечером я написал матери… и попросил ее не беспокоиться: сам Господь Бог взял меня за жилетную пуговицу и улыбнулся мне. Именно так мне и казалось»[829].

Штерн, положение которого было надежным благодаря собственным средствам и международной известности, отправился искать места для своих