Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуйте, Ваня. Вы нам писали.
Приблудный закатил глаза и хотел уже уточнить, что писал не занудному Ильфу, а его гораздо более приятному в общении соавтору, но Петров с улыбкой придержал его за плечо и махнул в сторону расстеленной на скамейке газеты:
– Пирожок с вареньем хотите? Нас угостила соседка по коммуналке. Как раз для вас один остался.
Приблудный посмотрел на одинокий пирожок посреди газетки: выглядело аппетитно, только ему с утра кусок в горло не лез. К тому же Учитель велел не принимать у Ильфа с Петровым еду: он допускал, что журналисты могут отомстить за пятничный ужин, подсыпав снотворного или слабительного.
Реализовать план Учителя после слабительного было бы весьма затруднительно.
– Нет, спасибо, – отказался Ваня.
Перед глазами вдруг всплыло воспоминание: сползающий под стол побагровевший и задыхающийся Евгений Петров.
Учитель сказал, он не совсем правильно рассчитал вес, и еще не учел, что журналисты будут угощаться пирожными на голодный желудок. Он же спросил насчет ужина, и они отказались – ну, кто же мог знать?
Учитель сказал, яд не должен был подействовать так сильно. Он думал, Петров почти не пострадает.
Приблудный не верил, что Учитель действительно может причинить кому-то вред. Улыбаться в бороду, насыпая яд, и идти отмаливать грехи. Казалось, что это кто угодно, только не он.
…но Женя ведь действительно остался в живых?..
Ваня отогнал неприятное воспоминание, взглянул на насмешливые физиономии товарищей и пояснил:
– Сладкое вредно.
– Да неужели, Ванюша? – насмешливо сощурился Ильф. – Вреднее, чем цианид?
Морды у них с Петровым стали очень ехидными – Приблудный даже немного удивился этому гнусному единодушию.
– Очень смешно, – буркнул он.
– Мы еще долго планируем так шутить, – уведомил его Евгений Петрович, и снова перевел взгляд на пирожок. – Иля, не хотите доесть?..
– Половинку, – застенчиво сказал Ильф. – Целый мне много будет.
Приблудный небрежно сунул руки в карманы, наблюдая, как он делит пирожок. Пальцы правой руки обожгло металлом, и Ваня невольно скривился.
К счастью, журналисты ничего не заметили. В глазах у Ильфа была его обычная еврейская грусть, а у Петрова – легкое недовольство из-за отсутствия урны возле скамейки. У входа в парк ее тоже не было, и вместо того, чтобы пойти к набережной, они всей толпой потащились искать, где Женька может выкинуть испачканную вишневым вареньем газету.
– Я что, по-вашему, должен мусорить?! – возмутился Петров в ответ на предложение оставить газету на скамейке. – Ваня, это никуда не годится! Вы еще предложите в пруд кинуть!..
Ильф слизывал с пальцев варенье и призывать соавтора к порядку (вернее, к беспорядку) не собирался, так что Приблудному пришлось смириться и потащиться за журналистами по посыпанной песочком дорожке.
Прудов в Лефортовском парке действительно было больше, чем урн, и Женя предположил, что их не успели поставить после реконструкции. Ближайшая обнаружилась у Грота Растрелли, и Ильф немедленно принялся вспоминать, что в царские времена – он читал – там была статуя Геркулеса, три каменных тюленя, два сфинкса, фонтан с позолоченным тритоном, двенадцать дельфинов и еще невесть что.
– По-моему, это буржуйство, – не оценил Приблудный.
– А Растрелли всегда так строил. У него были проблемы с умеренностью.
Ваня поднял глаза к серому утреннему небу, и Ильф тихо фыркнул себе под нос – очевидно, считая, что только он может закатывать глаза от чужого занудства, и больше никто.
– А теперь пойдемте на набережную, – сказал Ванька, когда они наконец избавились от газеты.
Он небрежно сунул руки в карманы – и вздрогнул, снова ощутив под пальцами смертельный холод металла.
Учитель просил его быть осторожнее.
Учитель просил не совать руки в карманы без особой нужды, не делать резких движений и не падать. «Так ведь можно случайно с предохранителя снять» – сказал Учитель.
А потом Учитель сказал, что ему придется…
– Ваня, у вас все хорошо? – уточнил Петров, с тревогой всматриваясь в его лицо. – Если вам нужна помощь…
Неизвестно, что было написано у Приблудного на лице, но Женька насколько проникся, что даже руку ему на плечо попробовал положить – Ваня едва успел увернуться. Последнее, что ему требовалось, так это чтобы впечатлительный журналист принялся его успокаивать. Самое последнее – это чтобы еще и Ильф влез.
Тот, к счастью, молчал и следил за действиями соавтора с легким неодобрением.
– Ерунда, товарищи, – сказал Ваня, отмахиваясь от Женькиных утешений. – Пойдемте на мост. Хочу по набережной пройтись.
Они вышли из парка и поднялись на Госпитальный мост. Приблудный хотел быстрее миновать это подозрительное место (назвали тоже, «Госпитальный», хорошо, что не «Морговский»), но зловредные журналисты с чего-то застряли.
Ну, то есть это Ильф первый замер посреди моста, рассматривая воду – до нее было недалеко, два или три метра – а Женя уже потом встал рядом с ним. То ли действительно увидел то же самое, что и соавтор (знать бы еще что!), то ли просто решил составить компанию.
– Идемте, – поторопил Приблудный, махнув рукой на противоположный от парка берег. – Стоим на мосту как привязанные.
Ильф дернул плечом – впрочем, в плотном не по сезону пальто это было почти незаметно – и отошел от перил, а Петров с обычной для него улыбкой спросил, что за непонятные претензии к мостам.
– Какие претензии, Женя?! – возмутился Приблудный. – Это же вы все утро ворчите! Вы что, не выспались?
Петров, разумеется, не стал на это обижаться.
– Конечно, не выспался, – сказал он как ни в чем не бывало. – Мало того, что у меня в больнице был подъем в шесть, так стоит мне выписаться, и вы назначаете встречу на семь. Учитывая, где я живу, и что еще нужно заехать за ним, – Женя кивнул на соавтора, – это подъем в полшестого. Хотя Иля тоже встал рано. Ну, ладно, надеюсь, завтра мы выспимся.
Приблудный невольно вздрогнул. Остановился. Ему срочно потребовалось посмотреть на воду, на набережную или на парк – на что угодно, лишь бы не на Петрова.
– Ну, Женя, не