Они слушали внимательно, только простодушный Эйц сразу отрубился и спросил обалдело:

— Ваше высочество, а при чем тут козлы и бабочки?

— Какие бабочки? — изумился я. — Что, я так сказал?.. Ну, это я думал, наверное, о чем‑то другом, у меня так часто бывает, думаю о деле, когда с друзьями насчет вина и ледей… Наверное, именно так и создаются пророчества, когда думаешь о важном, а язык что‑то молотит сам по себе… В таких случаях говорят, сами боги вещают из тела такого вот… просветленного. Потому я, как видите, не отметаю это важное, даже эпохальное пророчество, а берусь рассмотреть его детально и скрупулезно. Так что, господа, если у вас все…

Сэр Жерар вздохнул.

— Ваше высочество, а что с ним?

Я буркнул:

— С кем это?

— Ну… вы же знаете, все как бы насчет Арчибальда.

— А я вот не знаю, — отрубил я. — Мне надо над крупными вопросами голову ломать, а вы со всякой мелочью прете.

Барон Эйц сказал с готовностью:

— Ваше высочество! Только прикажите, поможем и с крупными.

— Да? — спросил я с сомнением. — Ну тогда перетащите вот тот шкаф к дальней стене, а то глаза мозолит.

Барон, горя рвением, ринулся к шкафу. Я исподлобья наблюдал, как он подхватил край тяжеленного сооружения, где на полках масса толстых фолиантов в медных и латунных переплетах, попытался приподнять, не получилось, книги весят, кто бы подумал, тяжелее каменных глыб, напрягся сильнее, рожа покраснела, но оторвал край от пола и сумел передвинуть на дюйм.

— Хорошо, — сказал я одобрительно, — уже ближе…

Он надулся, морда стала багровой, приподнял край шкафа и передвинул сразу на два дюйма. До дальней стены осталось, на мой взгляд, дюймов сто. Если дотащит, скажу, что там он плохо смотрится, лучше поставить обратно. Или вообще в другой комнате… Все как в политике, когда сперва кажется, что нужно сделать вот так, а потом видишь, что ничего подобного, а надо вернуться взад, а оттуда уже попробовать осторожно под другим углом…

Распахнулась дверь, граф Альвар заглянул, посмотрел по сторонам.

— Простите, ваше высочество, но мне показалось, здесь что‑то упало…

Я махнул рукой.

— Заходи. Это барон Эйп трудится.

Он осторожно вошел, окинул быстрым взглядом сэра Жерара и дряхлого служителя оккульта, снова с удивлением уставился на барона Эйца.

— Простите, ваше высочество, если отвлек… Но что это с ним?

— Помогает мне решать крупные задачи, — сказал я.

— Ого! Да он стратег!.. И что он решает?

— Как быть с нашим Арчибальдом, — ответил я хмуро.

Жерар вздохнул, взял прорицателя под локоть и повел к двери. В тиши кабинета продолжает скрипеть надсадно передвигаемый шкаф с перлами мудрости.

Стукнула дверь, Жерар и предсказатель гибели человечества скрылись в коридоре, Альвар отвернулся от барона и посмотрел на меня внимательно и требовательно.

— И… как с ним быть?

— Не знаю, — буркнул я. — Вообще‑то надо поймать ту девицу и на костер. Но для Арчибальда это будет хуже смерти… Да и он почему должен страдать?

Он печально хмыкнул.

— Если уж по правде, то и та девица из озера… гм… В общем, мы покрываем его, что не совсем правильно. Вроде бы что‑то воруем. А это нехорошо.

— Еще как, — ответил я с досадой.

— Спасибо, ваше высочество!

Я поморщился.

— За что?

— За понимание, — сказал он горячо. — Это же наш Арчибальд!.. Рыцарская любовь и должна быть чистой, верной и преданной. Вот только…

Барон дотащил шкаф почти до середины, остановился на миг вытереть пот на лбу и снова принялся за титанический труд.

Я сказал недовольно:

— Вот — вот. Про подводные камешки в поэмах не упоминают?

— Там сюжеты проще, — ответил Альвар уныло. — Рыцарь влюбляется в прекрасную леди, а она отвечает ему взаимностью. Мешают же соперники и родители… Но это преодолимо.

— Именно, — сказал я с нажимом. — И даже понятно как. Однако эта фиолетовая леди… Гм…

Он посмотрел в мое нахмуренное лицо, спросил немного испуганно:

— И что… предлагаете?

— Пока ничего, — сердито ответил я. — Пока ничего… Но что‑то делать надо. Церковь должна откликаться на меняющиеся обстоятельства!

Он вздрогнул, даже побледнел, посмотрел на меня с некоторым испугом.

— Ваше высочество…

— Что? — спросил я рассерженно. — Никто не смеет предъявлять такие требования церкви?.. Потому и не предъявляют, что не смеют! А кто решается, тот выигрывает… иногда.

Он опасливо промолчал, а я снова подумал о Лютере, что выступил вроде бы против церкви, как сочли церковники, но тем самым укрепил ее, повысил авторитет и влияние, обновил, сделал реальной силой…

Эйц дотащил шкаф до указанного места, повис на нем, не в силах отклеиться, видно, как крупно дрожат ноги, наконец прохрипел срывающимся голосом:

— Как хорошо, что я редко захожу в главное здание!

— Как видите, — сказал я, — трудно работать с крупными запросами. А я вот в день по сто шкафов таскаю туда — сюда, а потом оказывается — поставил не там.

Он с трудом отклеился от шкафа.

— Ваше высочество, — сказал он задыхающимся голосом, — я лучше пойду… Не в свое дело влез, понимаю. Выборы короля все‑таки на какой день назначили?

— Еще не назначили, — сказал я раздраженно, — но тянуть дальше нельзя. Пусть сегодня и завтра последние прибывшие устраиваются, знакомятся, пируют, а на третий день — выборы!.. И пусть тот, кто не явится, не жалуется, что избрали без него. Так всем и объявите.

Фанфары трубили несколько раз, всякий раз из кабинета я слышал звучные крики глашатаев, что выборы короля будут через два дня, всем нужно определиться, чтобы потом не жалеть о неверном или спьяну сделанном выборе.

Я еще раз переговорил с Жераром, все вроде бы под контролем, а с мелочами должны справляться сами. Устойчивое королевство устойчиво само по себе, есть в нем король или нет, потому я сказал загадочно, что отправился мыслить, а сам, укрывшись в личине незримника, пробрался на этаж выше, а там на уединенном балконе перетек в личину птеродактиля и стремительно понесся свечой в небо.

Синее небо распахнулось навстречу, сердце стучит ликующе, я мощно устремлялся ввысь…

Острая боль пронзила левое плечо с такой силой, что моя пасть сама по себе закричала противно и визгливо. Крыло повисло, меня понесло в сторону, я не удержался на восходящей струе теплого воздуха, соскользнул, перекувыркнулся, и мир замелькал перед глазами.