Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приступив к допросу Медведева, я из его показаний установил, что он свыше трех-четырех лет до ареста как уволен из РККА и являлся перед арестом заместителем начальника строительства какой-то больницы. Медведев отрицал какую бы то ни было антисоветскую работу и вообще связи с военными кругами РККА, ссылаясь на то, что после демобилизации он этих связей не поддерживал. Когда я доложил о показаниях Медведева Ежову и Фриновскому, они предложили «выжать» от него его заговорщицкие связи и снова повторили, чтобы с ним не стесняться.
Для меня было очевидно, что Медведев — человек, давно оторванный от военной среды, и правдивость его заявлений не вызывает сомнений. Однако, выполняя указания Ежова и Фриновского, я добился от него показаний о существовании военного заговора, о его активном участии в нем, и в ходе последующих допросов, в особенности после избиения его Фриновским в присутствии Ежова, Медведев назвал значительное количество крупных руководящих военных работников.
По ходу дела я видел и знал, что связи, которые называл Медведев, были им вымышлены, и он все время заявлял мне, а затем Ежову и Фриновскому, о том, что его показания ложны и не соответствуют действительности. Однако, несмотря на это, Ежов этот протокол [допроса] доложил в ЦК».
Хронологически, выбитые из Медведева показания выглядели так:
6 мая — показания на некоторых работников Управления ПВО РККА, чья преданность советской власти вызывала, по словам Медведева, у него сомнение;
8 мая — показания о своем участии в троцкистской военной организации, возглавляемой заместителем командующего войсками Московского военного округа Б. М. Фельдманом;
10 мая — показания (со ссылкой на заместителя командующего войсками Уральского военного округа М. И. Василенко и начальника Военно-инженерной академии РККА И. И. Смолина) о существовании в РККА «военной контрреволюционной организации», ставящей целью «свержение советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна предшествовать вооруженная помощь интервентов». Возглавляют организацию М. Н. Тухачевский (возможный кандидат в диктаторы), командующий войсками Киевского военного округа И. Э. Якир и начальник Военной академии им. Фрунзе А. И. Корк. В руководящую группу заговорщиков входили, по словам Медведева, также В. М. Примаков и В. К. Путна до их ареста в августе 1936 года.
Теперь пора было подключать к расследованию Особый отдел ГУГБ НКВД, и 14 мая его работники приступили к «активному» допросу упомянутых в показаниях Медведева В. М. Примакова и В. К. Путны (последнего взяли прямо с больничной койки Бутырской тюремной больницы и доставили в Лефортовскую тюрьму, где допрашивали в течение всей ночи). В результате сведения о заговоре «подтвердились» и пополнились множеством новых подробностей. В частности, от Примакова удалось получить показания о том, что троцкистская организация, стоящая во главе заговора, считала наиболее подходящей кандидатурой на пост наркома обороны вместо Ворошилова И. Э. Якира, который являлся строго законспирированным агентом Троцкого, выполнявшим наиболее секретные его поручения. Одновременно Примаков назвал 18 других участников заговорщицкой организации из числа представителей высшего и старшего комсостава.
В. К. Путна в свою очередь «признался» в том, что в 1935 году лично передавал Тухачевскому письмо от Троцкого с прямым предложением принять участие в заговоре, прочитав которое, Тухачевский ответил немедленным согласием. Кроме того, Путна сообщил имена еще девятерых «заговорщиков».
О том, как были получены эти показания, начальник 2-го отделения Особого отдела ГУГБ НКВД А. А. Авсеевич рассказал в 1962 году.
«На допросе вопросы и ответы формулировал Леплевский [начальник Особого отдела ГУГБ НКВД], причем фамилии в протокол заносились те, что называл Примаков, но значение разговоров и встреч, о которых говорил Примаков, в формулировках усиливалось и возводилось в степень заговорщицкой деятельности. Таким образом были сфабрикованы показания Примакова на очень большую группу крупных военных работников».
«Арестованные Примаков и Путна, — продолжал Авсеевич, — морально были сломлены… длительным содержанием в одиночных камерах, скудное тюремное питание… вместо своей одежды они были одеты в поношенное хлопчатобумажное красноармейское обмундирование, вместо сапог обуты были в лапти, длительное время их не стригли и не брили, перевод… в Лефортовскую тюрьму и, наконец, вызовы к Ежову их сломили, и они начали давать показания».
На самом деле сломили Примакова и Путну, конечно, не лапти на ногах и не вызовы к Ежову, а методы допросов, примененные к ним А. А. Авсеевичем и его подчиненными, работа которых в те майские дни получила высокую оценку руководства и ставилась в пример другим следователям.
Направив показания Путны и Примакова Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу, Ежов получил санкцию на арест всех упоминаемых в них лиц, и с этого момента начинается то, ради чего все и затевалось — большая чистка Красной Армии.
Из новых арестованных энергично выбиваются имена очередных «сообщников», и круг «заговорщиков» быстро расширяется. 22 мая был арестован М. Н. Тухачевский, неделю спустя две другие ключевые фигуры «заговора» — И. Э. Якир и И. П. Уборевич. 5 июня, когда под арестом находилось уже свыше ста представителей высшего начсостава, восемь из них во главе с Тухачевским были выделены для участия в псевдосудебной процедуре, и их индивидуальные дела объединили в одно групповое дело.
11 июня 1937 года Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР, образованное из широко известных в стране военачальников, отобранных лично Сталиным, рассмотрело дело о «военном заговоре» и приговорило всех восьмерых обвиняемых к расстрелу.
* * *
Начавшаяся в мае 1937 года армейская чистка продолжалась еще около полутора лет, и за это время военная верхушка страны была почти полностью истреблена. Так, из 81 члена Военного совета при наркоме обороны, входивших в его состав к маю 1937 года, на свободе к концу 1938 года осталось лишь 10 человек. Двое членов Военного совета в преддверии ареста покончили жизнь самоубийством, а остальные 69 были арестованы. Из них 64 человека были в дальнейшем расстреляны, двое погибли в ходе следствия, еще двоих приговорили к длительным срокам заключения, и только один, уже в 1939 году, был оправдан по суду.
Помимо высшего, большие потери понес также старший начсостав, хотя здесь процент репрессированных был уже заметно ниже. К примеру, из более чем 1700 военнослужащих, имевших к 1937 г. воинское звание полковник, арестовано было около 300 человек, т. е. примерно каждый шестой.
Занявшие освободившиеся посты военачальники, прошедшие чистилище «большого террора» и чуть ли не под лупой изученные за эти годы особыми отделами всех уровней, вызывали у Сталина гораздо большее доверие, чем их предшественники. Но даже и в их преданности он не был уверен на сто процентов, что и подтвердилось в 1941 году, когда буквально накануне войны армию накрыла еще одна, хотя и не такая сокрушительная, как в 1937–1938 годах, волна репрессий.
