Вернувшись в Лондон, Валентин тут же подумал о Певенш, которая в целости и сохранности живет в академии под опекой госпожи Хаггэрдун и страдает от забвения.

Когда Валентин приезжает на склад, Диззома, что удивительно, нет на месте, и никто не может сказать, куда он запропастился. Его подчиненные трепещут, словно листья на осеннем ветру, и ни один не решается взглянуть ему в глаза. Это озадачивает Валентина. Они, кажется, даже не рады его видеть. Они выглядят напуганными. Он предполагает, что в его отсутствие в районе случилась какая-то неприятность. Вероятно, Диззом как раз отправился все улаживать.

Вот что бывает, если забросить дела.

Между тем Валентин может провести это время с Певенш. Он раздевается, моется и надевает свежую одежду, радуясь старому доброму запаху мыла, сваренного на Бенксайде.

Он пешком спешит к школе, отправив кучера на Оксфорд-стрит купить цветы и сладости для девочки.

Остановившись перед парадным входом, он переминается с ноги на ногу, ожидая, пока служанка откроет дверь. С широко распахнутыми глазами она провожает Валентина в кабинет директрисы, где он снова сталкивается с непонятным поведением окружающих. Дважды он порывается отправиться на поиски Певенш лично. Но что-то останавливает его, он закрывает глаза и думает, что ему слышится стук колес кареты. Ему даже показалось, что он чувствует, как раскачивается на ходу карета. Он быстро открывает глаза и понимает, что действительно вернулся в Лондон после тяжелого путешествия и ждет директрису, которая, учитывая его щедрость, не должна заставлять его ждать ни единой секунды.

Я укажу ей на это после встречи с Певенш.

Когда госпожа Хаггэрдун влетает в кабинет, быстро мигая, словно желая отогнать неприятное видение, какие новости он слышит? Он не верит собственным ушам.

— …и Париж, и Санкт-Петербург, и Венеция, — лепечет директриса сквозь слезы, повторяя это, словно мантру, которая должна сдержать его гнев. По всей видимости, услышав о его приезде, она поняла, что совершила серьезную ошибку.

Венеция.

— Как ее звали?

— Я записала. Смотрите. О, не здесь. Вот. Возможно, нет. Я быстро найду. Я всегда кладу важные вещи в этот ящик, и, конечно, Певенш очень важна для нас, — бормочет директриса. Ее руки так сильно дрожат, что она три раза неудачно пытается схватиться за ручку ящика и постоянно роняет ключ, резко наклоняясь, словно безумная птица, чтобы подобрать его с ковра. Кроме запаха ее дорогих духов в воздухе начинает явственно чувствоваться запах пота.

Валентин пересекает кабинет, вырывает ящик из стола, рассыпая содержимое широкой дугой, и швыряет его на каминную полку, откуда он падает в огонь и начинает гореть.

Директриса снова опускается на колени, роясь в грудах безделушек, изъятых у девушек за многие годы, в любовных письмах бывшим ученицам. Тут же можно обнаружить анонимное любовно-эротическое письмо, адресованное ей. Она едва бы сохранила его, если бы знала, что пятнадцать лет назад его написал смелый угольщик. Она замирает над ним на мгновение, желая себе другой судьбы, которая не заставила бы ее переживать подобный скандал.

Пока она ползает по полу, собирая свое добро, Валентин стоит возле нее, сложив руки на груди, еле сдерживая рвущийся из груди гнев. Он боится сказать что-нибудь, потому что если он начнет, то сломает ее грубостью слов. Между тем ему нужно имя.

Наконец она находит нужный листок, поднимает глупый розовый обрывок, на котором написано ее рукой: «Мадам Жонфлер Каинднесс». Валентин поражен. Что значит этот бред? «Флер», допустим, значит «цветок». А «жон»? «Молодой»?

Я в иностранных наречиях профан. Никогда не мог их выучить.

Директриса, запинаясь, говорит:

— Я заметила, что у нее достаточно необычное имя, особенно для гувернантки. Желтый цветок. Очень причудливое, не так ли? Но, конечно, эта леди была иностранкой, а в других странах подчас могут придумать и не такое имя, вы так не считаете? У меня вот сейчас есть ученица из Португалии, а зовут ее…

Валентин взглядом заставляет ее замолчать. Он сминает листок, вымазав пальцы чернилами. Директриса пододвигается к нему с платочком и пустым выражением лица, однако он швыряет бумажный комок в нее, но не с силой, а с презрением. Он ударяется сначала об ее влажную правую щеку, потом о левую грудь и падает на пол. Они вместе смотрят, как он катится к камину. Валентин резко пинает его в бушующую геенну, где догорают остатки ящика. Он понимает, что ему следовало бы извиниться перед этой женщиной, возместить причиненный ущерб, но усталость и досада заставляют его покинуть кабинет и с позором выйти на улицу.

Перед ним стоит его карета. С козлов спрыгивает кучер, держа в руках фиолетовую коробочку со сладостями и плотный букет тепличных цветов.

— Для юной дамы, — весело говорит он. — Надеюсь, ей понравится, сэр. Они так вкусно пахнут. А какой цвет!

Но Валентин разрывает букет надвое, разбрасывая розы, гвоздики и гипсофилы,[18]пока не остается всего лишь несколько желтых розеток, грустно кивающих на ветру. Он смотрит на них несколько секунд, а потом швыряет под колеса проезжающей мимо кареты.

Валентин ощущает почти животную ярость. Мир перед его глазами плывет и покачивается. Сквозь стиснутые зубы прорывается глухое ворчание. Краем глаза он видит, как директриса прижалась мокрым лбом к окну на втором этаже.

— Вы не одна такая, мадам! — кричит он. — Мир полон одураченными ею.

В ужасе директриса отходит от окна, глухо стукнув массивными серьгами о стекло.

Кучер нервно теребит гриву лошади. Глядя на хозяина, он шепчет глухим голосом:

— Вам не нравятся мимозы, сэр? Вам следовало предупредить меня об этом.

2

Бальзам Мирабиле

Берем ладан, две унции; смолу мастикового дерева, гвоздику, длинную сыть, сушеную шелуху мускатного ореха, кубебу, всего по унции; алоэ, одну унцию; растираем в порошок и смешиваем с половиной фунта меда; также берем венецианский терпентин, один фунт, и бренди, столько, сколько нужно, чтобы извлечь настойку. Дистиллировать в ванночке, и когда останется чистая вода, сдвинь приемный резервуар и получишь практически благородный красный бальзам, который ректифицирует…

Валентин Грейтрейкс не в силах говорить. Потому кучеру не остается ничего другого, кроме как кружить по городу в надежде, что хозяин скоро успокоится. После получасового бесплодного блуждания по улицам Лондона, не получив никаких приказов из кареты, кучер ощущает прилив вдохновения и правит на Оксфорд-стрит к трактиру «Проказник». Завидев вывеску заведения — мужчину, несущего сороку, обезьяну и женщину со стаканом джина, — Валентин выпрыгивает из кареты, не промолвив ни слова, и вбегает в знакомый кабак, где находит тихий уголок с удобным креслом, чтобы подумать.