парень в яркой красно-жёлтой форме, с высоченной чёрной фуражкой, больше напоминающей шляпу.

— Документс! — спросил он.

Насколько мог, я изобразил вальяжность и недовольство.

— Мы знаем, что вы везёте запрещённый товар, — продолжил он.

— Ничего подобного, — ответил я на всё том же ломаном японско-английском, стараясь угадать с нужными интонациями. — Вы, вероятно, просите денег за пересечение? Таможенный сбор. У нас произведена оплата, есть бумаги.

Парень нахмурился и захлопнул дверь, за которой маячили Энтон и Шон.

— Мало уплачено. Нужно ещё. Расценки растут, — сказал он и до боли узнаваемо потёр большим и указательным пальцем.

Я крякнул и вытащил из кармана десять ассигнаций с цифрой «500».

— Достаточно?

Парень промолчал, но я увидел, как округлились его глаза. Чтобы добить, вытащил ещё четыре таких же бумажки. Парень воровато оглянулся, сгрёб всё во внутренний карман, шлёпнул печатью по какому-то бланку, кивнул и пробормотал:

— Вот ваш портовый документ. Хорошего пути.

Когда мы уже швартовались в гавани — на узкой полоске суши, над которой возвышалась скала с прилепленной к ней настоящим небоскрёбом — Энтон спросил, что произошло, и я рассказал.

Он покачал головой:

— Я так и не смог узнать, сколько надо платить. А сами они никогда не скажут, знают, что устройства Грани могут всё записывать. Возможно, ты заплатил слишком много. И теперь они знают, что мы богачи.

— А значит?

— А значит… могут проследить за нами.

Заправились мы нормально, но ночевать в порту не стали — отправились дальше. Великий Центральный Каньон был длиной почти в тысячу километров, и его ширина варьировалась от двадцати километров до четырёхсот метров. Когда он сужался, начинал дуть сильный, изнуряющий ветер, поднимались сильные волны, а дизель из-за встречного течения молотил, как бешеный.

Встречные суда попадались примерно каждый часа два-три, приветствуя нас гудками. Один раз подплыл какой-то парусник с десятком гмоннийцев — моряки и капитан насторожились, готовые стрелять, но те лишь спросили, есть ли у нас что-то от цинги. Оказывается, это была исследовательская экспедиция из дальнего Кровавого Моря, находившаяся в пути больше трёх месяцев. Шон поделился ведёрком квашеных овощей, пачкой витаминов и небольшой баночкой ягодного варенья. В благодарность нам скинули на борт здоровенную зубастую рыбину, которую мы оприходовали тем же вечером.

На следующий день я встал ближе к вечеру — вернулся режим совы, к тому же, часовые пояса менялись слишком часто. Я увидел, что Шон напряжённо вглядывается в горизонт.

— Что случилось? — спросил я.

— Подозрительно. С обеда нет ни одного встречного судна. А впереди самое узкое место. Десять лет назад здесь мост был, его скра построили при поддержке Рурляндии. А потом толнийцы с дирижаблей разбомбили. Потом поставили форт, чтобы следить за проливом. А сейчас… здесь часто орудуют пираты.

Скалы здесь снижались до пары сотен метров, а противоположный берег приблизился на полкилометра. Дул сильный ветер с песком, сдуваемым с горных вершин — вокруг нас была не то степь, не то полупустыня. Течение было самым сильным, мы шли боком, галсом, от южного берега к северному. Обломки моста — два явно рукотворных островка посреди каньона, на одном из которых ещё стояла здоровая каменная колонна.

Когда мы проплывали мимо неё, из-за неё показалась утлая лодчонка, почти каноэ, в которой сидела двое скра. Смуглых, пятнистых, в одних набедренных повязках. Тот, что на корме, грёб веслом, а передний — лежал на животе и грёб всеми четырьмя лапами — я уже видел такое пару раз, и выглядело это забавно.

Но не было забавным то, что они шли прямо наперерез нам, имея чёткое намерение попасть нам под киль.

Капитан издал предупреждающий гудок, но четырёхрукие дикари даже не отреагировали.

— Тормози! Раздавим! — прокричал один из Антониев, но капитан не стал останавливаться.

Послышался треск досок, крик раненого скра, наш корабль слегка повернуло, я бросился к борту, намереваясь кинуть спасательный круг… Но спустя секунду понял, что всё это было ловушкой. Мимо моего уха пролетела пуля, черканувшая по борту, а ветер донёс звук выстрела.

— В каюту! Живо! — рявкнул Энтон.

На корме заговорил пулемёт, и я не сразу понял, куда он стреляет. Уже у дверей кормы я поглядел на крутой берег и увидел впереди десятки лестниц и верёвок, по которым спускались на воду каноэ и скра, вооружённые саблями. На скале стояло трое стрелков — двое скра и один человек. Они палили в нас из примитивных ружей, но увидев пулемёт тут же попрятались за укрытиями. Те, что лезли вниз — так и продолжили лезть, несмотря на то, что очередь Энтона повалила полдюжины нападавших.

Шхуна поменяла галс и резко поплыла к противоположному берегу. Оттуда тоже послышались выстрелы, я разглядел обломки бетонированного форта.

— Я могу решить проблему! — крикнул я Энтону, стараясь перекричать пулемёт.

— Не вздумай! Не вздумай применять Способность! — крикнул он.

Вы, вероятно, ждёте здесь прихода «кавалерии из-за холмов»? Разумеется, она пришла. Выстрелы внезапно стихли, а затем послышались снова, но уже не в нашу сторону. Отплывшие от стенки каноэ тут же спешно погребли к берегу, и вскоре я понял причину. Из-за края выглянула массивная сигарообразная тень — это был здоровенный красно-жёлтый цеппелин, с которого на головы скра падали и разрывались гранаты.

Мы мчались оттуда на всех парах, затем через полчаса нашли небольшую отмель, причалили, отдышались.

— Худшее позади? — предположил я.

— Худшее? Посмотрим, — сказал Энтон. — Главное чтоб местный Дворец на это не обратил внимания.

На шестой день пути мы преодолели Великий Центральный Каньон и вышли в Малый океан. У истока Каньона раскинулась ещё одна колония Толнии — уже покрупнее, с целым десятком прибрежных поселений и рыбацких деревень. Мы встали на стоянку в самом крупном порту, пополнили запасы и удивились цене на дизель — здесь его литр стоил, как хороший коньяк.

Нам оставалось плыть до порта Канну ещё трое суток, поперёк всего океана. Погода обещала быть непростой,