– Какого дьявола, – пробормотал Патрис и отшатнулся от могилы.

Это было уже слишком. По неосторожности он наступил на другую могилу, в которой была похоронена женщина по имени Кэтрин Линтон.

Шотландцы называют это гламер.

Колдовство.

Иллюзия, позволяющая вещам казаться чем-то другим.

Так вот что он кормил, пеленал, обнимал и носил на руках? Этому существу он пел по вечерам, когда Эмма стала отказываться к нему подходить? Его он возил в парк ранним утром, где встречался с другими отцами? Он подумал об Иде, которая держит на руках свою фальшивую сестру, ребенка, вырезанного из куска льда, и любит ее так, словно она живая.

Аполлон обнаружил, что не может бросить это существо обратно, но одновременно хотел – испытывал необходимость – оказаться от него как можно дальше. Он вытянул руки. Одеяло соскользнуло и теперь, когда мерзкое чудище оказалось полностью открытым, оно стало еще больше походить на осиное гнездо, серое, со свалявшимися волосами, будто сотканными в единое целое. Но за слоями волос Аполлон заметил что-то еще. Он думал, что порезал палец о колючку, но он ошибся. Тут и там наружу торчали фрагменты зубов, осколки костей и обломки ногтей.

– Эмма, – прошептал он. – Мне следовало тебе поверить.

Потом сквозь одеяло он ощутил нечто новое. Дрожь.

Движение.

В усиливающемся свете Аполлон увидел, как внутри маленького тела что-то шевелится. Он посмотрел на лицо или то место, где лицу следовало быть, и увидел две полукруглых канавки, словно глазные впадины выровняли мягкой глиной. Ниже шла тонкая линия – рот.

Рот.

А еще ниже, где должна находиться грудь, глубоко внутри, Аполлон разглядел небольшой комок. Сердце? Оно очень слабо билось.

Охваченный тихим ужасом, Аполлон не мог отвести глаз от жуткого зрелища, жалея, что никогда не сможет забыть то, что увидел. Его передернуло, и он почувствовал, что едва держится на ногах. А потом произошло нечто гораздо хуже биения сердца – тело начало двигаться. Комок в центре поднимался и опускался. Снова и снова. Извиваясь, как червяк, он добрался до тонкой линии рта, который приоткрылся. Происходящее невозможно было назвать иначе – существо сделало вдох, словно теперь, когда его извлекли из-под земли, снова обрело способность дышать.

Но то, что Аполлон разглядел внутри маленького тела, вовсе не было сердцем. Вместо него нечеловеческий рот изрыгнул массу водяных клопов, по меньшей мере дюжину, каждый величиной с серебряный доллар. Они извивались на голубом одеяле и пытались добраться до рук Аполлона. А потом поползли вверх, к его шее и лицу.

Аполлон взвыл. Как животное, а не как человек. Он бросил тело, голубое одеяло полетело в дальний угол могилы и опустилось на край гроба. Аполлон принялся стряхивать водяных клопов с рук, но один из них добрался до шеи, и Аполлон почувствовал, как его колючие ноги касаются его кожи, насекомое устремилось к щеке. Аполлон едва не сорвал себе кожу, только чтобы от него избавиться.

Между тем тело, ребенок, упало вниз под углом, и казалось, будто оно сидит и наблюдает за ним. Аполлон все еще чувствовал клопа на своей коже. Дикое отвращение наполнило его инстинктом уничтожения, Аполлон нашел кирку и обрушил ее на гроб. Звук получился такой, словно он рубил дрова.

За несколько минут он уничтожил гроб, а бетонную основу превратил в пыль. В четверть шестого раннее утреннее солнце поднялось на особенно чистое утреннее небо. Защебетали птицы. Ночь ушла, а стоявший в могиле Аполлон поднял кирку, целясь в жуткое существо.

Но что-то в его позе тревожило Аполлона. Или, если уж быть точным, показалось знакомым. Под таким углом оно могло быть ребенком, сидящим на специальном стульчике за кухонным столом. На самом деле оно и было ребенком, и Аполлон его кормил – кормил это – ложку за ложкой: яблочное пюре, йогурт или пюре из сладкого картофеля.

Аполлон опустил кирку. Несмотря на отвращение, которое он испытывал, он снова взял существо на руки. Без одеяла шершавая поверхность тела норовила рассечь кожу у него на руках, и ему пришлось держать его осторожно.

Аполлон сосредоточил внимание на лице, глазные впадины, тонкая линия рта, который так и не закрылся. Существо напоминало спящего ребенка, и Аполлону захотелось его успокоить. Это не было сознательной реакцией, а чем-то первичным, инстинктивным. Он начал укачивать странное существо, держа его на одной руке, поддерживая головку другой. Левой рукой он коснулся того места, где должны находиться брови.

Аполлон провел пальцем вниз. Когда-то он видел здесь лицо сына. Потом постучал по тому месту, где должен быть нос. Нос, который он так любил. Сколько раз он его целовал? Тысячу за неделю. Аполлон поднес палец ко рту существа. Он часто постукивал им по губам Брайана, пытаясь определить момент, когда начнут резаться зубы.

И тело снова пошевелилось. Рот. Глотка. Она открылась и закрылась, открылась и закрылась, неуклюже, как челюсти куклы. Потом он услышал сдавленный звук, точно кто-то сжал и отпустил пустой стаканчик из пенопласта, петли сухой челюсти заскрипели. Аполлон опасался, что появятся новые насекомые, но этого не произошло, и он продолжал держать тело. Рот растягивался и смыкался. И было нетрудно понять, что он делал. Существо пыталось есть.

Капли крови дрожали на нечеловеческих губах, крови с порезанного пальца Аполлона.

Больше ничто в теле не указывало на жизнь. Только рот ожил. Не по-настоящему, но и думать, что существо было мертвым, Аполлон не мог. Автомат. Работающий на крови и вере.

И он сосал кровь из его пальца, скрипучие звуки указывали на ритм, сжатие и освобождение, сжатие и освобождение. Аполлон вытащил палец изо рта существа, и в тот же миг челюсти перестали работать. Тело снова стало неподвижным.

– Что-то тебя создало, а потом бросило, – прошептал он.

И услышал голос Патриса, стоявшего над могилой.

– Уже очень много времени, Аполлон. Нам нужно уходить.

Аполлон присел на корточки, отыскал голубое одеяло и снова завернул в него тело. Он сильно повредил гроб, но постарался сделать все как следует и вернул тело в место его упокоения. Как только оно оказалось в остатках разбитого гроба и тени могилы, чары вернулись. Оно снова стало похоже на ребенка. Его сына. В темноте жуткое существо вновь стало Брайаном Кагвой.

Аполлон проверил красную нитку, которую разрезали шипы, но узел продолжал ее держать.

– Ты заслужил лучшего, – сказал Аполлон. – Я сожалею, если ты чувствовал боль.

Аполлон закрыл крышку гроба, насколько это вообще было возможно, и выбросил кирку и лопату из могилы. Патрис протянул ему руку, Аполлон ее взял и выбрался наверх. Потом он достал из кармана карточку «Зипкар» и отдал ее Патрису, попросив сходить за микроавтобусом и обещав вскоре к нему присоединиться.

Аполлон взял лопату и принялся забрасывать могилу землей. Он не мог полностью ее засыпать – на это не осталось времени, и у него попросту не было сил, – но он не хотел оставлять могилу с телом открытой.