Пламя подступило к ней, взметнувшись ввысь. Дракулы бросились в пламя, как обезумевшие мотыльки, пытаясь настичь ее. Они погибли в резких вспышках, сгорая дотла. Рен видела всю эту ужасную пляску смерти, огня и безумия. Ее пронзил страх: где эльфийские камни? Они лежали на раскрытой ладони, раскаленные волшебной силой, горящие как маленькие солнца

Но пламя, бушевавшее вокруг и уничтожавшее врагов, щадило ее.

Рен охватило чувство торжества. Она ощущала себя непобедимой и неподвластной огню. Пламя не причиняет ей вреда и никогда не причинит — ей следовало бы знать об этом. Она широко развела руки в стороны, отводя огонь от себя, направляя его на дракул, сама испытывала лишь чувство радости, которое давала ей волшебная сила. Дракулы для нее — просто пыль, ничтожество и прах. Она подчинилась волшебной силе, позволила ей перенести себя за пределы обыденного рассудка.

«Используй магию, как считаешь нужным, — повторила она себе. — Ничто, кроме твоей воли, не имеет значения».

На какое-то мгновение Рен утратила ощущение реальности. Она забыла о Триссе и Гарте, о необходимости бежать из Морровинда и вернуться в Четыре Земли, о правде, которую она узнала, об истории своей жизни и своем происхождении, о жизнях, которые были доверены ей, — обо всем на свете. Она не помнила о своих замыслах, намерениях, сомнениях.

Самый край ее сознания просветлел, слабый голос разума проник в него сквозь пелену ослепления своим могуществом — а ведь еще немного, и ее решимость могла бы стать безумием. Она увидела наконец Трисса, Гарта и Стресу. Те отчаянно боролись с дракулами, которые теперь набросились на них; друзья встали спина к спине, а круг чудовищ возле них сужался и сужался. Их полные ярости голоса эхом отдались в ней. И вновь океан огня, живущего в эльфинитах, затопил все ее существо.

Рука с камнями опустилась, и столб огня превратился в нимб света вокруг ее руки. Она повернулась к дракулам и шикнула на них. Те в ужасе отступили, а Рен направилась к своим друзьям. Дракулы разбегались. Она несла смерть в руке, верную гибель для них. Спокойно приближаясь к своим друзьям, она направляла свет своей волшебной силы то в одну, то в другую сторону. Дракулы исчезали, растворялись в тумане.

Она подошла к тому месту, где стояли Гарт и Трисс с оружием в руках. В их глазах сквозило недоверие, как-то странно смотрел на нее и Стреса, словно Рен была каким-то чужим существом. Она крепко сжала в ладони эльфийские камни, и огонь померк.

— Помогите мне выйти из ущелья, — прошептала она, опасаясь, что сейчас упадет от усталости. Трисс порывисто обнял ее.

— Сударыня, мы думали, ты потерялась, — сказал он, мягко поворачивая ее к себе.

— Да, — ответила она и скупо улыбнулась. Напряженно всматриваясь в ночную мглу, они начали подъем.

Лишь к полуночи они вышли из Харроу. Дракулы увлекли Рен в глубь своего логовища, подальше от дороги, которой она намеревалась идти, запутав ее настолько, что, обнаружив Эовен, она пошла совсем в другую сторону. Стресе удалось выследить ее, хотя это было нелегко. К вечеру, несмотря на строгий запрет, они отправились на поиски, серьезно обеспокоенные ее долгим отсутствием. Они знали, что у них нет надежной защиты от дракул, но все же готовы были рисковать своими жизнями. Решили идти Гарт и Трисс. Дала оставили охранять Гавилана и жезл Рукха. Стреса пошел потому, что никто больше не смог бы отыскать следы Рен. Она, носительница волшебной силы эльфийских камней, стала приманкой для множества дракул, бесчисленной стаи, сбившейся для охоты за ней. Стреса смог выследить ее. Подоспели они, что и говорить, вовремя.

Придя в себя, Рен рассказала им о жуткой судьбе Эовен, которую уничтожили дракулы, превратив в себе подобную. Она описала смерть провидицы, рассказала всю правду без утайки — ей надо было дать выход своему горю. Казалось, голос ее рождается в какой-то глухой пустоте, в пространстве, лишенном красок жизни.

Она очень устала, но решила не отдыхать. И не принимать никакой помощи. Она не разрешила нести себя: это было бы уже вторым проявлением слабости за эту ночь, ей хватило и одного. Она пришла в полное смятение от случившегося. Как легко ввел ее в заблуждение шепот ветра. Ведь она была так близка к смерти, к позорному концу. Она помнила, как соблазнительно звучал шепот, призывавший ее отдать жизнь, и она почти сдалась, стремясь к вожделенному покою. Всегда она была сильной, всегда противостояла смерти, даже не допуская возможности, что та найдет ее, верила, что будет сражаться за свою жизнь до последнего вздоха. Но здесь, в Харроу… Она перестала сопротивляться тому, что всегда отвергала. Позволила слабости и отчаянию овладеть собой, сломалась, как полая камышина.

«Я совсем не та, за которую себя принимаю, — подумала она с отчаянием. — Я обманщица».

Ей хотелось говорить, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, и она рассказывала о своих видениях в Харроу, о том, как шепот дракул убаюкал ее. Наверное, и Эовен была так же поймана в ловушку. Это самое страшное из воспоминаний. Рен перескакивала с предмета на предмет, звук собственного голоса помогал ей отвлечься от черных мыслей, побуждал действовать, не останавливаться. Она думала об умерших во время этого ужасного похода, в особенности об Элленрох и Эовен. Ну почему, почему она не смогла спасти их?

Нет, она больше не понимала мир, в котором живет. Она не могла даже решить, где большее зло: сами чудовища или тот, кто их создал. Кто должен нести ответственность — порождения Тьмы или эльфы? Она не находила разумного ответа. Да и при чем тут разум, если всем управляет магия — она может закружить всех и вся бешеным вихрем и опустить там, где ей заблагорассудится.

Из Харроу они вышли обессиленными и окоченевшими. Утешало лишь то, что наконец-то они освободились от дракул.

Вот уже и тот расчищенный участок среди скал, в тени бесплодных, ползучих растений и чахлых кустарников, где они оставили своих товарищей. Фаун, вырвавшись из темноты, отчаянно вереща, прыгнула на плечо Рен — свое излюбленное местечко, лучшего в мире не найти. Руки Рен ободряюще погладили зверька. Лесная скрипелочка дрожала от страха.

И тут они обнаружили Дала. Его безжизненное тело, с раскроенным черепом, распростерлось в дальнем конце поляны. Трисс наклонился и перевернул Эльфийского Охотника вверх лицом.

Необъяснимо — оружие Дала было вложено в ножны. Его смерть — не результат сражения.

Рен в ужасе отвернулась. Дурное предчувствие овладело ею. Она даже не искала глазами Гавилана. Она уже знала, что Гавилан Элессдил и жезл Рукха исчезли.

Пар Омсворд вжался в стену здания. Его закутанная в темный плащ фигура слилась с чернотой ночи. Он тревожно вслушивался в звуки ночного Тирзиса, разморенного летней жарой и отдыхающего до утра. Неподвижный воздух был пропитан запахами города — душными и пресыщенными. Пар вдыхал их с гримасой отвращения и усталости, всматриваясь из своего укрытия в лужицы света, отбрасываемые уличными фонарями. Не мелькнут ли в них тени преследователей? Его и Дамсон настойчиво искали, неотступно преследовали. «Федерация? Порождения Тьмы?» Преследователи, казалось, не собирались ни спать, ни отдыхать. Вот уже почти неделю они с Дамсон скрывались от них, с тех пор как, убежав из подземного убежища Крота, они пробрались в город по сточным трубам. Пар плохо ориентировался в лабиринте полуразрушенных проходов, запомнились разрозненные картины и детали в путаной череде зданий, комнат, чуланов, потайных ходов от одного убежища к другому. Остановиться где-то более чем на несколько часов они не могли — их обнаруживали именно тогда, когда они считали себя в безопасности. И приходилось бежать снова.