туфлях, одетую так, словно она готовилась ко сну, — в белой ночной кофте и в ночном чепчике. Время от времени из груди ее вырывалось рыдание и сдержанный стон. Корантен опередил ее на несколько шагов и узнал в ней Лидию.

— Я друг вашего отца, господина Канкоэля, — сказал он, не меняя своего голоса.

— Ах! Наконец нашелся человек, которому я могу довериться!.. — воскликнула она.

— Не подавайте виду, что знаете меня, — продолжал Корантен. — Нас преследуют лютые враги, и мы принуждены скрываться. Но расскажите мне, что с вами случилось…

— О сударь! Об этом можно сказать, но не рассказывать… — сказала бедная девушка. — Я обесчещена, я погибла, и сама не могу объяснить себе как!..

— Откуда вы идете?..

— Не знаю, сударь! Я так спешила спастись, пробежала столько улиц, столько переулков, боясь погони… И когда встречала человека приличного, спрашивала, как пройти на бульвары и добраться до улицы де ла Пэ! Наконец, пройдя уже… Который теперь час?

— Половина двенадцатого! — сказал Корантен.

— Я убежала с наступлением сумерек, значит уже пять часов, как я иду!.. — вскричала Лидия.

— Полно, вы отдохнете, увидите вашу добрую Катт…

— О сударь! Для меня нет больше отдыха! Я не желаю иного отдыха, кроме как в могиле; а до тех пор я уйду в монастырь, если только меня примут туда…

— Бедняжка! Вы защищались?

— Да, сударь. Ах! Если бы вы знали, среди каких гнусных созданий мне пришлось быть…

— Вас, верно, усыпили?

— Ах, вот как это было? — сказала бедная Лидия. — Мне только бы дойти до дому… У меня нет больше сил, и мысли мои путаются… Сейчас мне почудилось, что я в саду…

Корантен взял Лидию на руки, и, когда он поднимался с нею по лестнице, она потеряла сознание.

— Катт! — крикнул он.

Катт появилась и радостно вскрикнула.

— Не спешите радоваться! — внушительно сказал Корантен. — Девушка очень больна.

Когда Лидию уложили в постель и она при свете двух свечей, зажженных Катт, узнала свою комнату, у нее начался бред. Она пела отрывки из прелестных арий и тут же выкрикивала гнусные слова, слышанные ею! Ее красивое лицо было все в фиолетовых пятнах. Воспоминания непорочной жизни перемежались позорными сценами последних десяти дней. Катт плакала. Корантен ходил по комнате, останавливаясь по временам, чтобы взглянуть на Лидию.

— Она расплачивается за своего отца! — сказал он. — Как знать, нет ли в этом руки Провидения? О, я был прав, что не имел семьи!.. Как говорит какой-то философ, ребенок — это наш заложник в руках несчастья, честное мое слово!

— Ах, Катт! — сказала бедная девочка, приподнявшись с подушек и не оправляя своих прекрасных разметавшихся волос. — Чем лежать тут, лучше бы мне лежать на песчаном дне Сены…

— Катт, тем, что вы будете плакать и смотреть на вашу девочку, вы ее не исцелите, вместо этого лучше бы вам позвать врача — сперва из мэрии, а потом Деплена и Бьяншона… Надо спасти это невинное создание…

И Корантен написал адреса обоих знаменитых докторов. В это время по лестнице подымался человек, привыкший к ее ступеням; дверь отворилась. Весь в поту, с фиолетовым лицом, с налитыми кровью глазами, Перад, пыхтя, как дельфин, бросился от входной двери к комнате Лидии с воплем: «Где моя дочь?..»

Он заметил печальный жест Корантена; взгляд Перада остановился на Лидии. Сравнить ее можно было только с цветком, любовно взлелеянным ботаником; но вот обломился стебель, и цветок раздавлен грубым башмаком крестьянина. Перенесите этот образ в отцовское сердце, и вы поймете, какой удар испытал Перад, из глаз которого полились слезы.

— Кто-то плачет… Это мой отец… — сказала девочка.

Лидия еще могла узнать отца; она поднялась и припала к коленям старика в ту самую минуту, когда он тяжело опустился в кресла.

— Прости, папа!.. — сказала она. Ее голосок пронзил сердце Перада, и тут же он почувствовал точно удар дубиной по голове.

— Умираю… Ах, негодяи! — были его последние слова.

Корантен хотел помочь своему другу, но лишь принял его последний вздох.

«Умер от яда!..» — сказал про себя Корантен.

— А вот и врач! — воскликнул он, услышав шум подъезжавшей кареты.

Вошел Контансон, успевший смыть с себя загар мулата, и, услыхав голос Лидии, застыл, точно бронзовая статуя. «Ты все еще не прощаешь меня, отец?.. Я не виновата! — (Она не замечала, что отец ее был мертв.) — Ах, какими глазами он глядит на меня!..» — говорила несчастная безумная.

— Надо ему их закрыть, — сказал Контансон, положив умершего на кровать.

— Мы делаем глупость, — сказал Корантен. — Перенесем его на другую половину, обезумевшая дочь совсем потеряет рассудок, когда поймет, что отец умер; она подумает, что убила его.

Лидия тупо смотрела, как уносят ее отца.

— Вот мой единственный друг!.. — не скрывая волнения, сказал Корантен, когда Перада положили на кровать в спальне. — За всю его жизнь только однажды заговорила в нем алчность! И то ради дочери… Пусть это послужит тебе уроком, Контансон. В каждом звании есть своя честь. Перад напрасно впутался в частное дело, мы должны заниматься делами государственными. Но что бы это ни повлекло за собой, — сказал он, и звук его голоса, взгляд и жест навели на Контансона ужас, — даю слово отомстить за моего бедного Перада! Я открою виновников его смерти и бесчестия его дочери!.. Клянусь самим собой и остатком дней моих, которые я ставлю на карту ради мести, что все эти люди, будучи в добром здравии, кончат свои дни наголо обритыми в четыре часа дня на Гревской площади!..

— А я вам в этом помогу, — сказал потрясенный Контансон.

И верно, нет более волнующего зрелища, чем вспышка страсти у человека холодного, сдержанного, точного, в котором за двадцать лет никто не мог заметить и признака чувствительности. Такая страсть — точно раскаленный добела брусок железа, расплавляющий все, что с ним соприкасается. Недаром у Контансона перевернулось все внутри.

— Бедный папаша Канкоэль, — продолжал он, глядя на Корантена. — Он меня частенько угощал… И видите ли… только беспутные люди знают толк в таких вещах… частенько давал мне десять франков на игру…

После такого надгробного слова мстители за Перада, услышав на лестнице голоса Катт и городского врача, пошли к Лидии.

— Ступай за полицейским приставом, — сказал Корантен. — Королевский прокурор не найдет, возможно, повода для следствия, но мы потребуем составить донесение в префектуру; при случае это сослужит нам службу. Вот в этой комнате, — сказал Корантен городскому врачу, — лежит мертвый человек. Я не верю, чтобы его смерть была естественна. Сделайте вскрытие в присутствии господина полицейского пристава, который должен сейчас прийти по моей