его излюбленный прием. Погруженный в свои раздумья церковник исчезал, уступая место политику.

– Мой сын в присутствии графа Савиньяка пошутил насчет внимания, которое уделил девице Арамона его величество, и упомянул Манон Арли[35].

– Это все? – глаза кардинала не отрывались от лица просителя.

– Все.

Манрик не лжет, так оно и было, Лионель придрался к тому, к чему смог. Покойная куртизанка ни при чем, равно как и белокурая невинность, просто Савиньяк вознамерился убить одного из Манриков. И убьет, если не принять меры.

– Ваше высокопреосвященство, – в голосе тессория слышались умоляющие нотки, – быть может, граф Савиньяк нужен в Урготе?

Станет ли сын тессория драться или предпочтет заболеть или сбежать? В любом случае капитаном личной королевской охраны ему больше не бывать. А кому бывать? У одних чересчур много благородства, у других слишком мало ума, у третьих – наоборот. Нет, Леонарда Манрика терять нельзя, но его отца припугнуть можно и нужно.

– Военная кампания на юге близка к завершению. – Дорак отложил несколько бусин. – Теперь следует ждать обострения на севере, но, простите, я отвлекся. Дуэль может остановить ставшая ее причиной дама.

– Селина Арамона находится под покровительством ее величества, – с горечью произнес тессорий.

Очаровательно! Катарина Ариго и Лионель Савиньяк вступили в союз по истреблению Манриков. Резоны королевы понятны, но кто укусил Лионеля? Алва на прощанье советовал не разводить слишком много Манриков и не пить слишком много шадди. С шадди Лионель ничего поделать не может, а вот с Манриками… Хотя с Савиньяка станется взяться за пошедших в гору фламинго по собственному почину. Не знай его высокопреосвященство, что происходит на самом деле, он и сам бы забеспокоился.

– Я поговорю с маршалом Савиньяком, – пообещал кардинал, – а вам советую встретиться с матерью девицы. Насколько мне известно, она – женщина благоразумная. Возможно, вам удастся все уладить при помощи брака.

Цвет лица тессория еще раз переменился, от чего Сильвестр получил искреннее удовольствие. Леонард Манрик! Капитан личной охраны его величества, любимый сын тессория – и женитьба на безродной бесприданнице?!

– Я обращусь к госпоже Арамона, – почти прошептал Леопольд Манрик, – если это единственный выход.

– Надеюсь, вы найдете общий язык, – кардинал слегка кивнул, давая понять, что разговор окончен. Манрик не может не понимать, что Савиньяк так просто не отступится. Если Лионель останется в Олларии, с ним может что-то случиться, или не с ним… Но свежеиспеченный маршал здесь не останется.

Его высокопреосвященство проводил уходящего ходатая взглядом. Незачем Савиньякам делить ответственность с Манриками и Колиньярами. Каждому – свое и в свое время. У Каданской границы Лионель будет на месте, а генерал Люра вернется в Олларию в распоряжение его величества. Манрики теперь и сло́ва не скажут: обязательства обязательствами, а своя шкура дороже. Сильвестр улыбнулся и осторожно обошел воробьев, остервенело расклевывавших принесенную кем-то горбушку.

Уходить из сада не хотелось: не просохшая после дождя зелень, живые цветы, даже выползший на дорожку длинный розовый червяк были такими милыми и безыскусными. Подумать только, для большинства людей существует лишь этот мир – простой, понятный, в котором нет места яду, кинжалу, подкупу…

Соберано Алваро завещал похоронить себя в Алвасете с гитарой… Счастливец, он был свободен в своем завещании, а кардинал Талига лишен даже этой возможности, так что лежать ему в Нохе рядом с Диомидом. Это большая честь, но сам он предпочел бы фамильный склеп. Сколько лет он не был в Дораке? Десять? Нет, больше… Последний раз он гулял среди вишен после смерти Алваро, но до восстания Борна. Точнее сразу и не вспомнить, да и кому они нужны, эти воспоминания?! Не до них!

Сильвестр зачем-то сорвал несколько тяжелых влажных астр и поднялся на крыльцо. Сердце не болело, последнее время он его почти не чувствовал, и это было добрым знаком.

– Поставьте в воду, – кардинал протянул удивленному Агнию цветы, – сварите шадди и разыщите маршала Савиньяка.

– Да, ваше высокопреосвященство. Ваше высокопреосвященство, вести из Эпинэ. Скончался старый герцог.

– Что ж, восемьдесят пять – неплохой возраст. Что-то еще?

– Губернатор Сабве напоминает о необходимости утвердить в правах наследника Альбина Марана.

Еще бы ему не напомнить! Фернан Сабве – брат Амалии Маран и, спасибо Ворону, наследник Колиньяров. После восстания Эгмонта кто только не сговаривался о разделе имущества мятежников. Манрик поддержал южные притязания Колиньяров в обмен на поддержку в надорских делишках, только Старой Эпинэ Маранам не видать. Зачем злить окрестное дворянство? Провинции не женщины, с их чувствами следует считаться…

Юг обойдется без Маранов, а север без Манриков. Шады не зря говорят, что меняющие льва на гиену подобны оскопленным. Покойный Анри-Гийом был последним из скрестивших мечи гигантов. Почему он примкнул к Алисе, так никто до конца и не разобрался, но Анри-Гийом умер несдавшимся. Старый упрямец натворил немало бед, погубил собственную семью, но увидеть на его месте ничтожного Альбина?! Благодарю покорно, уж лучше разбить герб[36]. Старые обычаи зачастую глупы, но в них есть величие.

– Ваши цветы. – В кувшине темного стекла пурпурные астры выглядели изумительно. Словно поминальные огни…

– Агний, отпишите Сабве, что чрезмерная поспешность в некоторых случаях неприлична. К тому же род Эпинэ еще не пресекся.

2

Герард был счастлив и все же не забыл ни мать, ни Сэль, ни малышей. Какое чудесное письмо и какое разумное. Даже с планом сражения, чтобы все было понятно. Луиза словно бы видела сына: вот он сидит за столом, склонив голову набок, и рисует расположение галер и галеасов до и после сражения. Понять, куда кто плыл, было трудно, но Луиза в конце концов разобралась. Еще бы, ведь на этих кораблях дрались ее сын и синеглазый герцог! Создатель был к ним милостив, вернее, он был милостив к ней, ведь мужчины, настоящие мужчины, а не уроды вроде Арнольда, огорчаются, когда заканчивается война. А женщины радуются. Она так счастлива, что все уже позади, а впереди – праздник и зима в теплом южном городе.

«…моряки сойдут с кораблей и будут плясать на площади среди костров, – объяснял Герард. – Перед морем все равны, поэтому офицеры снимают мундиры и надевают морские рубахи. Монсеньора пригласили на праздник, он возьмет с собой виконта Валме и меня. Город еще осаждают, но от этого все только больше веселятся. Я тебе обязательно напишу, как все было. Мастер Уголино говорит, что это очень интересный обычай…»

Сын счастлив, но, если где-то хорошо, в другом месте обязательно станет плохо. Луиза с детства боялась больших удач, а неприятности считала сметаной для закатных кошек. Вылижут и уйдут, никого не тронув. Как-то к ним забрались воры, маменька с горя слегла, а Луиза с облегчением перевела дух. Платья, посуда, даже деньги – дело наживное, зато все будут живы и здоровы.

Когда она носила первенца, то по совету Денизы