но Марсель ни за какие деньги не пожелал бы оказаться на месте чествуемых – он не для того причесывался, менял рубашку и полчаса завязывал шейный платок, чтобы кто-то его хватал и подкидывал!

Талигоец, на всякий случай отступив в тень, глядел на взлетающих над толпой адмиралов, капитанов, канониров, абордажников, мастеров. Моряки, конечно, молодцы, а победа вышла полной и красивой, но ночь святого Андия – это слишком! И когда, во имя Леворукого, они уймутся?! Скоро полночь, на вилле ждут прелестные женщины, а виконт Валме торчит среди одуревшей толпы и любуется, как фельпские матросы качают кэналлийского герцога. Ужас!

2

Облака последний раз прыгнули навстречу и вернулись на место, под ногами вновь был камень, а над головой – небо.

– Браво Джильди! – надрывалась площадь. – Браво Алва! Браво Дерра-Пьяве! Браво Скварца! Браво! Браво! Браво!..

Как все меняется… Или все как раз остается прежним, а меняемся мы сами? Год назад сын адмирала частенько воображал, как ликующие моряки качают молодого героя, а он, совершивший великий подвиг, оказавшись на твердой земле, улыбается и хлопает по плечу восхищенных соратников. Какой только дури не вообразишь, а она, эта дурь, имеет обыкновение происходить на самом деле, и тебе становится стыдно, мерзко и безнадежно.

Луиджи громко рассмеялся и хлопнул по спине абордажного теньента. Зачем обижать людей в праздник, зачем их вообще обижать? Кому будет легче, если флот узнает, что капитан Джильди убит на «Морской пантере», а то, что ходит, говорит, ест, пьет, пытается улыбаться, – не более чем тень. В том, что случилось, никто не виноват, отец счастлив, команда счастлива, счастливы все… Еще бы, такая победа! С флота смыто позорное пятно, от бордонов осталось мокрое место, убитых и раненых всего ничего… Кто вспомнит погибшую девушку с вражеского галеаса? Подруги и те забыли…

– Луиджи! – Марсель Валме, сияющий, раздушенный, словно только что от куафера… Вот уж у кого все в порядке! И хвала Создателю, талигоец – славный малый.

– С праздником, Марсель.

– Взаимно. Ты не видел маршала?

– Был с отцом и Уголино.

Маршал о Поликсене не знает. И отец не знает. Они выиграли войну, они рисковали, и как рисковали! Отец полез на брандер, хотя мог послать кого угодно. Рокэ дрался впереди всех. Ни у того, ни у другого ни единой царапины, а несчастную девочку размололо как жерновом, и еще кто-то говорит, что на все воля Создателя.

– …так ты идешь?

Куда? Чего от него нужно Марселю?

– Иду.

Уж лучше скоротать проклятый праздник с Валме, благо он все равно уедет. Отец заметит, что с сыном что-то не так, а с Марселем они почти незнакомы, хоть и могли вместе умереть, но умерла Поликсена.

– Отлично, – расплылся талигоец, он был счастлив и доволен и имел на это полное право. Если кто-то умирает, мир не обязан погружаться в траур. – Надо отыскать Алву. Без него нас и на порог не пустят.

Алву так Алву. Маршал Луиджи нравился чем дальше, тем больше. Талигоец не походил на человека, который пускает в душу кого попало, но и сам в чужие души не лез.

– Вот они! – Луиджи протянул руку к высокой белой колонне, у которой толпа была гуще всего. – Там всегда стоят адмиралы и старшие мастера.

Жаль, Ворон вернется к своему королю, и флоту на шею опять влезут Титус с Кимарозой! Может, отпроситься сопровождать купцов? На берегу он долго не выдержит, в море легче.

– Вижу, – кивнул Марсель, – попробуем похитить.

Джильди невольно хмыкнул – Валме никоим образом не походил на человека, способного похитить Кэналлийского Ворона. Странно, почему тот держит при себе щеголя и мальчишку?

Сквозь толпу пробрались сравнительно легко: Луиджи знали в лицо, да и Марселя многие запомнили. Моряки охотно расступались, шутили, махали руками.

– Вот и ты! – обрадовался отец. После боя он помолодел на десять лет, а может, это не отец помолодел, а сын состарился? – Мастер Уголино приглашает.

– Отец… Мы с Марселем хотели…

– Оставь их, Фоккио, – пророкотал Дерра-Пьяве, – пусть идут. Себя вспомни…

– Дело холостое, – улыбнулся горбун, – не стоит гневить святого Андия.

– Рокэ, – засмеялся Варчеза, – а вы святого гневить станете?

– По-видимому, – кивнул маршал. – А что для этого нужно?

Талигоец, как и Дерра-Пьяве, еще не отошел после пляски: черные волосы липли ко лбу, глаза весело блестели.

– Отправиться с нами и побеседовать с бутылками, по-нашему, по-стариковски.

– А если хочешь Андия порадовать, – встрял Дерра-Пьяве, – отправляйся к женщинам!

– Какой странный святой, – удивился Ворон.

– Просто вы родились не в Фельпе, – уточнил Уголино, – к сожалению. Имейте в виду, что в ночь святого Андия холостяки и вдовцы идут к женщинам, мужья – к женам, а старики пьют и вспоминают молодость.

– Что ж, – хмыкнул Алва, – первый раз в жизни я не намерен сердить святого, если он, разумеется, святой. Муцио, а куда лежит ваш путь?

– Я женат, – улыбнулся красавец-адмирал.

– И, между прочим, по любви, – уточнил Джильди.

Да, по любви. Когда Муцио взял в жены Франческу Гампана, все удивились, но они счастливы. Именно поэтому Луиджи после боя ни разу не был у друга. Он не завидует, совсем не завидует, просто чужое счастье сдирает с раны присохшие повязки.

Валме переминался с ноги на ногу, как застоявшийся конь, ему не терпелось куда-то идти. Алва что-то шепнул мастеру Уголино, горбун затрясся от хохота, в разговор немедленно влез Дерра-Пьяве, отец пожал руку талигойцу… Закатные твари, кто-кто, а Ланцо с Уголино вряд ли закончат ночь в своих постелях! Талигоец еще раз кивнул мастеру и повернулся к Валме:

– Надеюсь, мы идем не к птице-рыбо-девам?

– Что вы, – возмутился Валме, – мы идем к вашим пленницам. Между прочим, с вашей стороны весьма невежливо ни разу их не посетить.

– Судя по всему, – заметил Ворон, – вы меня с успехом заменили.

– Я старался, но, увы… София жаждет видеть вас, и только вас…

Леворукий и все его кошки! Они идут к пленницам с «Морской пантеры», к подругам Поликсены. Можно было и догадаться, Марсель своих подвигов не скрывал.

– Луиджи, тебя кто-то укусил? – участливо поинтересовался Дерра-Пьяве.

– Все в порядке. – Капитан Джильди торопливо подхватил Валме под руку: – Я готов.

3

Правда может быть полезной. Иногда и не всем, но может. Во всяком случае, на Савиньяка она подействовала благотворно. Граф перестал упираться, честно продырявил Манрику плечо и умчался в Северный Надор. Теперь каданцы вряд ли полезут в Талиг даже за все павлинье золото, аж жаль.

– Агний, тессорий здесь?

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Подайте нам шадди и можете быть свободны до утра.

– Благодарю, ваше высокопреосвященство.

Еще б не благодарил. Когда такие зануды влюбляются, у них весь мир дыбом встает. Франциск был прав, разрешив клирикам жениться, а то девять из десяти были бы грешны плотью, а десятый – мыслями, что гораздо хуже.

Влюбленный секретарь, однако,