Песня о смерти Куллана и его верного пса заставила Кухулина еще больше помрачнеть, а на его лбу, подобно ползущей под кожей змее, вздулась крупная вена. Он прошел мимо меня к лошадям и заговорил с ними на языке, который был мне непонятен, но, похоже, кони его поняли. Слушая, они пошевеливали ушами, и, казалось, его слова придали им необычайную бодрость. Они помчались вперед с такой силой, будто отдыхали целые сутки, и каждый мужчина, женщина или ребенок из людей, бежавших от армии Мейв, видел, как мы проносились мимо них навстречу бесчисленным полчищам врагов. Из уст в уста распространялись слухи о том, что единственный, но величайший герой Красной Ветви, способный сражаться, скачет прямо в пасть к неприятелю в облаке пыли. Они рассказывали всем, кого встречали, что колесницу Кухулина везут два огромных жеребца, один из них серый, а другой — вороной, что их глаза сверкают темным огнем, а из-под копыт летят искры. Люди утверждали, что колесницей героя управляет светловолосый гигант, направляющий коней одним касанием своего жезла, не применяя удил и кнута, поскольку кони понимают его без слов. С особой надеждой в голосе говорили они о том, как Кухулин — герой из героев — стоял в полном вооружении рядом со своим великаном-колесничим, наклонившись вперед в своем стремлении схватиться с врагами. Он мчался через леса, холмы и реки по дороге к Проходу Ирард Куилен, а его плащ развевался за ним по ветру, как крыло гигантской бело-красной птицы.

Оуэн снова приукрашивал события. Впрочем, мне понравились строки, где говорилось обо мне.

Мы прибыли к Проходу в полдень, третьего дня. Земля здесь оставалась гладкой, не изрытой колесницами, и мы поняли, что успели вовремя. Судя по отпечаткам копыт, тут уже проехали мелкие передовые отряды, но и только. Мы увидели лагерь основных сил армии вторжения за Проходом, на территории Коннота. Более мудрые вожди поспешили бы пройти его без остановки.

— Они пойдут прямо здесь, — сказал я. — И мы не сможем их остановить.

Кухулин поднялся в колеснице на носки, все его тело напряглось.

— Вероятно, к этому приложил руку Фергус, — произнес он с довольной улыбкой. — Мейв не стала бы останавливаться без важной причины.

Кухулин выпряг лошадей из колесницы и, похлопав их по дымящимся спинам, предоставил им возможность взглянуть на вражеский лагерь, чтобы они знали, что их усилия не были напрасными. При виде врагов лошади стали яростно кусать удила и стучать копытами. Кухулин засмеялся и отпустил их попастись, пообещав им участие во множестве сражений. Его глаза расширились от возбуждения, у него был настолько отсутствующий вид, что я уже стал гадать, не забыл ли он вообще о моем существовании. Я отвел лошадей к ручью и смыл с них пену, а затем вытер их сухой травой. Когда я вернулся, то увидел, что он разместил свое оружие вокруг колесницы так, чтобы оно было под рукой, и уселся в ожидании армии Мейв. Оуэн устроился рядом с ним. Лошадь барда была привязана к дереву и дрожала от усталости.

На этот раз я был рад видеть Оуэна, хотя и знал, что его присутствие объясняется не только дружескими отношениями. У него, как всегда, наготове было множество историй и, кроме того, его интересовали подробности нашего путешествия, он дотошно о них расспрашивал. Говоря об этом, я чувствовал, что его разум обрабатывает излагаемые события, как скульптор обтесывает глыбу мрамора. Когда наша беседа закончилась, уже стало темнеть. Мы сидели втроем, не разводя костра, подкреплялись сушеным мясом и ждали.

Воинам Коннота не было известно о нашем присутствии. Конечно, они предполагали, что мы появимся, но не знали точно, где и когда, и поэтому заранее разослали патрули, чтобы найти нас и доложить об этом. Некоторые из них нас обнаружили, но у них не было возможности сообщить о своем успехе. Часть из них мы захватили врасплох, когда они выискивали мужчин Ольстера, лежавших беззащитными в постелях, а других застали за кражей скота. В основном это были бандиты, не имеющие отношения к регулярным войскам, бесполезные в сражении и способные только грабить. Мы убили их всех, и Кухулин взял их головы в качестве трофеев. Я хотел, чтобы он разрешил нескольким из них вернуться, чтобы посеять страх в рядах противника, но он только рассмеялся и сказал, что враги в любом случае будут его бояться, и слухи не заставят себя ждать, когда люди, которые утром были совершенно здоровы, к ночи не вернутся обратно.

— О мужчине, победившем многих врагов, можно говорить как о грозном воине, но он остается человеком. Мужчина, заставляющий врагов исчезнуть бесследно, становится больше, чем простым смертным.

Во время своей краткой речи Кухулин выглядел достаточно напыщенным. Я подумал вначале, что он цитирует Цезаря, но ведь он не умел читать, да и в Ольстере вообще не было книг.

Затем у Кухулина возникла новая идея. Мы поймали лошадь, принадлежавшую одному из убитых им людей, и привязали к седлу за волосы всю быстро увеличившуюся коллекцию голов, собранную Кухулином в этих местах. Когда наступила ночь, мы заставили эту лошадь галопом помчаться во вражеский лагерь. Там раздался крик, затем еще один, после чего поднялся страшный шум, и в ночи загорелось множество факелов. Я не думаю, что воины Коннота спокойно спали после того как мимо них пронеслась лошадь со свисавшими по бокам гирляндами из полусотни голов их товарищей.

Мы с Кухулином разбили лагерь у брода, являвшегося единственным местом, где колесница могла форсировать реку, протекавшую через Проход Ирард Куилен. Кухулин попросил меня постоять несколько часов на страже, а сам лег поспать. Когда на рассвете он проснулся, мы запрягли лошадей в колесницу, надели свои лучшие доспехи и взяли с собой весь запас стрел, а затем обрушились на армию Мейв, как орлы, стремительно атакующие добычу с вершины горы. Я не считал, что обнаружить себя подобным образом было хорошей идеей, но Кухулин был настроен решительно и считал необходимым нагнать на врагов страх перед Зевсом (или Лугом, или любым другим божеством, оказавшимся поблизости). Мне было ясно, что для нас единственным спасением были скорость и неожиданность, и я заставил Серого и Санглина скакать резвее, чем когда-либо раньше. Я трижды объехал армию Коннота на таком расстоянии, что в наших щитах отражались огни их лагеря, и мы засыпали их стрелами и камнями из пращи. Потом говорили, что на каждом круге Кухулин убивал тридцать раз по три, как во время непосредственного столкновения с теми, кто при виде его вступал в схватку, так и стрелами, дротиками и мечом, когда воины бежали мимо нас, охваченные страхом и паникой, посеянными нами.

Потом мы возвратились в свой лагерь, и я несколько часов стоял на страже, но был настолько уставшим, что мои мысли, казалось, убегали от меня, как шарики ртути, а затем возвращались, как волны, разбивающиеся о берег, формируясь и распадаясь так быстро, что я не мог их контролировать.

Эйлилл осознал размеры потерь, нанесенных этой атакой, и отдал приказ своим людям отступить и перегруппироваться в отдалении, под прикрытием скал и фронтального редута, чтобы перевязать воинам раны и привести войска в порядок. Мейв в бешенстве набросилась на него, обзывая его и воинов трусами, и погнала их с помощью отборной ругани обратно к Проходу, где их уже поджидал Кухулин. Он направил на них колесницу, разделив силы атакующих на две части и сбив Эйлилла с лошади. Лучшие воины Эйлилла прикрыли его, чтобы помешать Кухулину убить упавшего короля, но Кухулин не стал снова атаковать. Вместо этого он набросился на пеших солдат, стараясь нагнать на них побольше страха. Многие в ужасе бежали при виде боевого неистовства врага, увидев его в совсем ином свете. Они говорили, что его тело корчилось в судорогах, а конечности менялись местами, что волосы на его голове встали дыбом, а густой темный фонтан крови, бивший из его головы, красным шлейфом падал перед глазами его противников. Множество людей погибли под колесами, многих раздавили копыта и разорвали зубы бешеных коней Кухулина, прокладывавших кровавую колею сквозь толпу. Те, кто продолжали сражаться, были ошеломлены яростью его атаки и падали перед ним, как колосья под серпом жнеца. Позади Кухулина оставалось множество трупов, так что никакие проклятия или лесть со стороны Мейв уже не могли заставить ее воинов в тот день снова идти вперед.