В ту же ночь Кухулин снова атаковал — так же, как и в предыдущую ночь, и опять он превратил сотни воинов Коннота в беспорядочно бегущее стадо и многих убил, а еще больше вывел из строя. На следующий день уже часть войска Коннота напала на лагерь Кухулина, но он ждал их в полной готовности и атаковал сверху, засыпав нападавших стрелами и дротиками. Он заставил их отступить, а затем кинулся за ними, стреляя в бегущих, пока не оказался на расстоянии выстрела из лука от ядра армии.

Тот же самый сценарий повторялся в течение последующих двух ночей, и каждый раз Кухулин убивал многих, а его слава непобедимого воина выросла так, что солдаты армии Мейв уже начали всерьез считать его демоном, а не человеком. В то же время сам Кухулин прекрасно понимал, что, даже несмотря на панику, охватившую лагерь противника, он не сможет достаточно долго сдерживать натиск целой армии. Поэтому, когда Эйлилл уговорил Мейв вступить в переговоры, Кухулин с радостью на это согласился.

Когда на следующий день мы отправились на переговоры, все, кого я мог видеть, отступили как можно дальше и смотрели на Кухулина с таким видом, будто он в любой момент мог превратиться в огненный смерч. Кухулин стоял перед сотнями воинов Коннота вместе со своим колесничим, единственным боевым товарищем, гордо подняв голову. Его доспехи с красно-золотой резьбой на панцире сияли в лучах полуденного солнца, слепя глаза коннотцев так, что все его тело казалось охваченным пламенем. Длинные черные волосы свободно падали на его плечи, а шаловливый ветерок заставил одну из прядей обвиться вокруг древка его огромного копья — так рука ребенка обвивает шею отца.

Нас разделяло пыльное пространство. Мейв стояла в колеснице впереди тысяч воинов, приведенных ею к воротам Ольстера, и сверлила взглядом единственного мужчину, ставшего на ее пути. Он находился в пределах досягаемости ее стрел и, если бы не развевавшийся над ним флаг перемирия, был бы уже мертв. Кухулин смотрел на нее, и тень улыбки блуждала по его лицу. Его руки и ноги были стройными, кожа — светлой, а белые рубцы, как иней, сплошь покрывали все участки его тела, не прикрытые доспехами, но лицо было не тронуто шрамами и оставалось гладким, как у девушки. Оно было безбородым, но глаза Кухулина смотрели спокойно и твердо. В нем не было заметно возбуждения или напряжения, не создавалось ощущения, что он в этот момент оценивал своих врагов или стоящую перед ним задачу. Он просто терпеливо ждал развития событий. Рядом с ним стоял его возничий, в котором Мейв, без сомнения, узнала молодого иноземца, в свое время прибывшего к ней вместе с бесталанным бардом со шпионской миссией. Разумеется, она заметила, что он был высок и светловолос, и внешне являлся полной противоположностью своего властелина. Думаю, что вместе мы представляли собой интересную пару. Как превосходный знаток в таких делах, Мейв, очевидно, заметила и то, с каким небрежным изяществом и легкостью колесничий держал поводья, учитывая габариты и темперамент лошадей, которыми он управлял.

Мейв и Эйлилл тронулись вперед, каждый в своей колеснице, и остановились на расстоянии броска копья от того места, где стояли мы с Кухулином. Наш герой окинул безразличным взглядом сначала их, а затем и все построившееся рядами войско. Он сделал почти неуловимое движение головой, которое большинство людей просто бы не заметило. Я тихо щелкнул языком, и два огромных жеребца плавно, в ногу пошли вперед, катя колесницу так легко, как будто она была сделана из соломы. Мы неспешно приблизились, остановившись от короля и королевы на расстоянии, позволявшем вести разговор. Я обратил внимание на маленькую коричневую голову, с любопытством выглядывавшую из колесницы Мейв. Увидев нас, собака прижала уши и стала лаять. Мейв с нежностью посмотрела вниз, на свою любимицу, и на ее лице появилась улыбка.

Наш герой салютовал своим противникам, и те официально ответили на его приветствие. Кухулин заговорил первым, по праву человека, находящегося на своей территории.

— Похоже, что вы потеряли нескольких людей, — заметил он.

Эйлилл усмехнулся.

— Я не люблю терять людей, — ответил он. — Но, как видишь, нас здесь много. Мы можем позволить себе потерять еще нескольких, но при этом сохранить свою силу.

Он повернулся, широким жестом охватив армию, затопившую своей массой всю долину и окружавшие ее с обеих сторон холмы. Кухулин выглядел серьезным и долго молчал, осматривая ряды врагов, будто подсчитывая их количество. Затем он пожал плечами.

— Вас много, но не бесконечно много. Если я буду убивать по сотне каждый день, то однажды никого не останется. И что вы тогда будете делать?

Мейв в своей колеснице нетерпеливо дернулась.

— Это заставляет тебя думать, что мы тебя не прикончим? — выпалила она.

Кухулин кивнул, показывая, что серьезно воспринимает ее вопрос.

— Ни один человек не может быть уверен в этом. Но я полагаю, что мой черед умереть еще не наступил. Кроме того, я готов рискнуть. Я у себя дома, и мне некуда идти. Как вы считаете, долго ли еще ваши люди захотят оставаться здесь, если кампания будет продолжаться в том же духе?

Эйлилл посмотрел на Кухулина, и я увидел уважение в его взгляде. Все мы знали, что огромное войско, пришедшее из Коннота, управлялось посредством двух принципов: вассальной преданности и возможности получения военной добычи. Воины Коннота были преданы своим королю и королеве. Люди из Ленстера были верны только самим себе, да и то в весьма незначительной степени. Наемники из Альбы и других мест находились здесь за плату, а рабы надеялись обрести в бою свободу или найти свою смерть. Единственное, что объединяло их всех — это возможность награбить добра и обзавестись богатыми трофеями. Их совершенно не интересовали проблемы Мейв или бык из Кули. Пока армия продвигалась вперед, пока можно было получать новых рабов и гнать стада в Коннот, она оставалась сплоченной. Однако если войска начнут топтаться на месте, постоянно неся чувствительные потери и не имея никаких успехов, то воины постепенно потеряют веру в победу Мейв и Эйлилла, или же у них просто закончится продовольствие. Тогда могло случиться все что угодно, и Эйлилл не знал, чего при этом можно было ожидать от армии. Однако это был не тот вопрос, над решением которого следовало размышлять в этот момент.

— Сложившаяся ситуация не является благоприятной для всех нас, — сказал Эйлилл, игнорируя яростный взгляд своей супруги. — Возможно, мы сможем найти приемлемое для обеих сторон решение.

Кухулин улыбнулся столь явной откровенности.

— Вот как? И каково же оно будет? Вы должны знать, что меня устроит только ваше возвращение домой.

Как Эйлилл, так и Кухулин знали, что существующее положение не может оставаться таким бесконечно. Даже если Кухулин сможет по-прежнему сдерживать армию, как ему удавалось это делать до сих пор, он был все же единственным воином, и его можно было обойти, выбрав другое направление наступления. Для того, чтобы попасть в Ольстер в обход Прохода, нужно было проделать долгий путь, но это было вполне возможным. А тем временем с Кухулином, раньше или позже, можно будет покончить. Проблемой Эйлилла было время. Не было гарантии, что слабость, охватившая защитников Ольстера, будет длиться вечно. Когда эта напасть закончится, армия коннотцев может быть атакована со всех сторон войсками, сражающимися с пришельцами на собственной территории. Кухулин понимал все это, и его задача состояла в том, чтобы любыми способами тянуть время. В то же время Эйлилл решил разыграть свою самую сильную карту.