Женись на своей Аделине и постарайся стать счастливым. Считай, это мое последнее желание. То самое, которое ты мне задолжал.

С этими словами она толкает дверь и уходит. Спешит к воротам уверенной и легкой походкой. Так ни разу и не обернувшись.

Глава 64

Две недели спустя.

Сижу, поджав ноги к груди, и невидящим взглядом буравлю одну точку. За окном резвится неугомонное лето, но в душе — поздний ноябрь. С дождями, колючим ветром и заморозками.

Наверное, я должна быть собой довольна, ведь мой план под названием «проучить Артёма Соколова» вроде как удался. Я добилась своей цели: причинила ему ответную боль.

Перед глазами до сих пор стоит обескровленное лицо друга, перекошенное разочарованием. На фоне мертвенно бледной кожи его стремительно краснеющие веки казались болезненно воспаленными. Этот странный эффект можно было бы списать на недосып, но я-то знала, что причина в другом. В том, что ему, возможно, впервые в жизни довелось почувствовать истинную горечь несбывшихся надежд.

Да уж, я как никто другой знаю, как это больно, когда твои ожидания разбиваются вдребезги. Когда мечты идут прахом, а детские упования, шипя и потрескивая, растворяются в кислоте взрослой реальности.

Когда Соколов оборвал нашу многолетнюю связь, мне было девятнадцать. Совсем юная, согласитесь? Я тогда больше месяца прорыдала в подушку. Кляла его последними словами, обещала себе его ненавидеть, а подспудно все равно ждала… Ждала, что он позвонит.

Вот дура-то!

Но Артём, разумеется, не позвонил. И даже не написал банальное «Привет! Как дела?». Представляете, даже на такую формальность не смог из себя выдавить! Просто поставил крест на нашем совместном прошлом и начал новую жизнь. Как всегда, легко и без сожалений.

Я же страдала так, как могут страдать только раненные безответной любовью люди. Сходила с ума, сгрызала ногти под мясо, засматривала сопливые мелодрамы до дыр, в каждой из них находя отсылки к своей несложившейся личной жизни.

Одному богу известно, скольких нервных клеток мне стоил отъезд Соколова. Если верить теории, что стрессы сокращают жизнь, то по милости бывшего друга я потеряла лет этак десять, не меньше. Я так глубоко загнала себя в яму моральных терзаний, что спустя месяц заболела пневмонией. Очень сильно. Даже в больницу пришлось лечь.

Помнится, после выписки я дала себе слово, что больше ни слезинки из-за Артёма не пролью. И еще пообещала, что если жизнь снова столкнет нас лбами, то я обязательно ему отомщу. Сделаю все, чтобы сбросить Соколова в черную бездну боли, из которой сама с большим трудом выкарабкалась.

Наверное, я плохой человек, но часть меня злорадно ликовала, когда после нашей совместной ночи Артём завел разговор о будущем. Ну надо же! Спустя столько лет законченный нарцисс наконец соизволил сделать шаг навстречу подружке детства!

Соколов говорил о своих чувствах, а внутри меня разливалась густая вязкая тьма, в которой, захлебываясь, тонуло все хорошее, что нас связывало. Я смотрела в его широко распахнутые синие глаза и испытывала мрачное едкое удовлетворение. Да, в этот раз все сложилось совсем по-другому: теперь на коне была уже я. А Соколов, потерянный и раздавленный, валялся у моих ног.

Прямо кадр из дерзких мстительных фантазий пятилетней давности.

Артём предлагал обнулиться, сбежать, начать все заново. И я солгу, если скажу, что не чувствовала малодушных позывов снова нырнуть в его объятия. Снова поверить ему.

Знаете, я безнадежный романтик, и в этом моя главная ошибка. Даже в те минуты, когда бой выигран и вокруг чернеют пепелища изнурительной войны, я все равно прокручиваю в голове сценки из счастливого будущего, которому не суждено статься.

Какой бы парой были мы, если б не разлучились? Где бы проводили отпуска? Спешили бы заводить детей или для начала ограничились домашним животным?

Эти вопросы неустанно атаковали меня. Жалили, словно рассерженные пчелы. Но щитом мне служила взращиваемая годами обида, которая в день встречи с Соколовым достигла пика и зацвела пышным ядовитым цветом.

Он целовал меня, а я почти не ощущала нежности. Он с теплотой в голосе говорил о нашем прошлом, а я почти не помнила картинок из детства. Он смеялся, держал меня за руку, шутил, а я почти ненавидела его за это.

Ведь спустя столько лет Соколов по-прежнему был солнечным мальчиком, в которого я когда-то безудержно влюбилась. А вот я превратилась в злую, отравленную обидой суку.

Он сломал меня, но при этом сам остался целым.

Справедливости ради скажу, что с течением времени характер Артёма, как выяснилось, тоже претерпел некоторые изменения. После того, как я вытерла об него ноги в домике на турбазе, я была уверена, что он исчезнет из моей жизни насовсем. Это было бы так в его стиле… Я ведь мало того, что демонстративно приглашение на свадьбу выклянчила, так еще и парня себе выдумала.

Однако, как ни странно, спустя пару дней Соколов вновь возник на пороге моего дома. Дверь тогда открыла не я, а мама, и он попросил позвать меня к нему на лестничную площадку. Улыбающаяся родительница вошла ко мне в комнату и сообщила, что в подъезде меня дожидается друг детства.

Сказать, что я опешила, — не сказать ничего. Как этот самовлюбленный мальчишка нашел в себе силы вновь заявиться ко мне? Чего он хочет? Повторить свое предложение или же, наоборот, уколоть в ответ?

Я не доверяла Артёму и не хотела снова испытывать на прочность силу своей воли. Именно поэтому сказалась больной и попросила маму за меня извиниться. Дескать, очень плохо себя чувствую, сейчас не до гостей.

Родительница тогда глянула на меня с плохо скрываемой укоризной, но спорить не стала. А через пару минут вернулась в комнату с поистине гигантским плюшевым медведем, который занял чуть ли не полкровати. На, мол, держи, Тёма тебе передал. Надеется, что этот Михалыч достаточно большой.

Я тогда сама не поняла, что со мной случилось. В груди стало тесно-тесно, а из глаз вдруг брызнули слезы. Я бы хотела не понимать его намеков, но все равно понимала.

Детский сад. Выпускной. Родители вручили мне плюшевого медведя, а я высказала «фи», потому что он показался мне слишком маленьким. Через пару лет Соколов пообещал, что, разбогатев, подарит мне по-настоящему большого.

И вот годы прошли. Он действительно богат и успешен. А я сижу в обнимку с настолько гигантской игрушкой, что ее даже обхватить руками не получается.

Это мило, потому что Артём не забыл. И вместе с тем вопиюще трагично. Ведь мне теперь вряд ли когда-нибудь представится возможность сказать ему