На последнем привале перед бродом Рамсес объявил своим военачальникам:

— Этот брод нам известен. Перейти его одновременно могут не больше тридцати человек или одна колесница. Хетты ждут нас на том берегу. Они перебьют нас по одному, всех до последнего солдата.

У военачальников вытянулись лица. Все они самостоятельно пришли к тому же выводу, но держали его при себе. Подчиняясь решению фараона, армия спасется от поголовного истребления, но в результате кампания закончится провалом.

— Усмирительная операция закончена, — объявил Рамсес, повернувшись к старшему сыну. — Отдай приказ поворачивать назад и поскорее отведи людей от берега.

На следующий день хетты, не веря своим глазам, наблюдали за тем, как армия Хора перестраивается и уходит на юг. Возможно, многие надеялись на военную добычу, но теперь было ясно, что единственной добычей станут их собственные мечты.

— Сколько у нас дееспособных пленных? — спросил Рамсес у Юпы.

— Девятьсот восемь, твое величество!

Если не считать захвата части Упи и незначительной военной добычи, эта кампания оказалась бесполезной.

И все же шествие армии по улицам столицы с колонной пленников, движущейся между двумя соединениями, стало, пусть небольшим, но все же утешением. И потом, эти пленники хотя бы частично заменят апиру на стройках фараона.

И снова мысли Рамсеса вернулись к Птахмосу.

* * *

Три дня спустя на царском Совете военачальник Юпа сообщил, что, пока его величество с армией пребывал в Азии, имело место происшествие, о котором ему недавно сообщили:

— Посланец «царского сына страны Куш» Хеканакхта сообщил следующее: корабли, которые я послал искать беглых апиру на побережье пустыни Шур, перед тем как наша армия выступила в поход, сильнейшим штормом прибило к берегу, и четыре корабля из шести затонули. Спасшиеся погрузились на остальные суда и отправились к берегам Пунта.

В зале повисла тягостная тишина. Лицо Рамсеса будто окаменело. Именхерхепешеф заскрипел зубами от ярости.

— Они видели апиру? — спросил Рамсес.

— Да, твое величество.

— Почему они уверены, что это были именно апиру?

— Потому что шасу, которые помогли нашим людям спастись, подтвердили их предположения.

Разочарование Рамсеса и его старшего сына было очевидным.

— Через сколько дней после побега моряки увидели апиру? — спросил Небамон.

— Через тринадцать.

Прогнозы визиря относительно того, что апиру и двух дней не проживут в пустыне, не оправдались. Небамон нахмурился.

— Но где они берут воду? — спросил он.

— Мне это неизвестно, светлейший визирь. Я жду возвращения уцелевших, они расскажут все, что им удалось узнать. Они скоро прибудут.

Челюсти Рамсеса сжались. Второй раз сила, принявшая обличье бури, вынудила его войско вернуться с позором.

Именхерхепешеф стал воплощением отцовского гнева: напряженный, с перекошенным от ярости лицом, он буквально метал громы и молнии. Его глаза цвета обсидиана полыхали огнем, равно как и его украшения — золотая пектораль с распустившей капюшон коброй и украшенный бирюзой браслет.

У всех же остальных настроение было подавленным.

Бог вошел через окно спальни. Жемчужное сияние полной луны померкло, растворилось в окружающем его красном, как раскаленные угли, ореоле.

Потрясенный Рамсес смотрел на него, не понимая, что происходит. Душу его переполняло неясное чувство, и он пытался разгадать его, отметая испытанный при виде божества страх. Его сердце билось так, словно хотело выскочить из груди.

Рядом на кровати мирно спала Нефертари.

Бог посмотрел на него. Он был разгневан: звериная морда исказилась, глаза цвета кремня сузились; он обернулся, указал рукой на луну, и та моментально стала алой. Ночное светило вспыхнуло огнем, создав пылающий нимб вокруг ночного посетителя.

Рамсес почувствовал, что силы покидают его. Он понял, что на него разгневался сам Сет, поскольку именно он явился к нему в спальню.

— Хочешь знать, почему я разгневан? — Голос бога был похож на рычание разъяренного тигра.

Кровь застыла у Рамсеса в жилах.

— Неужели ты настолько глуп, чтобы задаваться подобным вопросом? Ты, которого я поставил над всеми, которому помог избавиться от соперника!

Сет оскалился. Он подошел так близко к постели, что Рамсес ощутил отвратительный, тошнотворный запах его дыхания. Тело божества дрожало, без сомнения, от ярости, каждой своей порой источая ужас.

— Ты чествуешь других богов, строишь для них храмы, изображаешь их на барельефах. Ты сотни раз воздавал хвалу Амону, которого объявил своим отцом, а я, твой настоящий отец, не удостоился даже жалкого монумента в каком-нибудь захудалом номе! Храм в Пер-Рамсесе, носящий мое имя, скоро развалится от времени. Такова твоя благодарность! А ведь ты отмечен моим цветом!

Рамсес не издал ни звука.

— Недостойный сын! Я сделал так, чтобы ты восторжествовал над своими врагами. Благодаря своим волосам ты напугал хеттов в битве при Кадеше, благодаря им спасся от смерти. Долго же ты испытывал мое терпение! Я не получал от тебя ни приношений, ни гимнов, ни обелисков! Однако же ты воспевал достоинства Амона и Птаха, Мина и Ра! Неблагодарный, как же ты жалок! Я дал тебе знак, когда твой старший сын отправился ночью в поселение апиру. Я наслал на него бурю, красную, как и я сам, и он чудом уцелел. Потом я помог твоему сопернику Птахмосу благополучно увести апиру из Египта. Твои командиры послали за ними солдат, и я утопил их столько, сколько смог. Я больше не буду защищать тебя, Рамсес, потому что твоя дерзость перешла все границы! Но ты уже догадался об этом там, в Азии…

Рамсес не мог дышать от страха, возмущения и гнева.

— Птахмос станет царем нового народа!

Божество указало на Нефертари:

— Ее ты любишь больше других женщин, верно? Она раньше тебя покинет этот мир!

Вспышка ярости придала Рамсесу сил. Сын Амона, он вскочил с постели, чтобы лицом к лицу встретиться с убийцей Осириса.

Громоподобный хохот заполнил мир. Закачались горы, вздрогнул пунцовый лик луны… Рамсес издал рычание.

— Рамсес, что случилось? — воскликнула Нефертари.

Он стоял у изножья кровати, его взгляд блуждал, словно фараон был не в себе. Луна снова стала перламутрово-белой.

— Я видел сон…

— И что же тебе приснилось? Иди ложись.

— Сет, — прошептал он, — его гнев…

Она погладила его по плечу. Он был весь мокрый от пота и с трудом дышал. Нефертари встала и принесла ему напиток, содержащий растертые зерна мака и мед. В конце концов Рамсесу снова удалось заснуть, и когда встало солнце, он все еще пребывал в объятиях сна. Нефертари приказала управителю царских покоев не тревожить повелителя, пока он сам не проснется.