– Да в чем дело, дорогая? Ты чем-то очень глубоко взволнована. Наверное, из-за человека, который для тебя очень много значит. По твоему тону я могу заключить, что смерть постигла скорее несчастного мистера Макгинли, и, уж конечно, не мистера Гревилла. Он не очень приличный человек. Весьма обаятелен, довольно умен, очень искусный дипломат, но в основе своей признающий только собственные интересы.

– Не только, – отозвалась Шарлотта, слабо улыбнувшись.

– Пожалуйста, не рассказывай мне, что он внезапно обратился к истине, – недоверчиво сказала леди Камминг-Гульд. – Это еще надо доказать…

Миссис Питт внезапно рассмеялась, а потом вдруг так же резко оборвала смех.

– Нет, – сказала она, – не надо ничего доказывать. Томас поехал в Эшворд-холл, чтобы обеспечить его безопасность от угроз убийства, и, надо признаться, не преуспел в этом. – Она глубоко вздохнула. – Его убили.

– О, – Веспасия умолкла и некоторое время сидела очень тихо. – Понимаю. Сожалею. И, полагаю, вы не знаете, кто виноват?

– Нет… еще нет, хотя это определенно один из ирландцев, приехавших в Эшворд-холл на уикенд.

– Но ты приехала повидаться со мной не по этой причине. – Пожилая дама слегка склонила голову набок. – Я достаточно хорошо знакома с ирландской политикой, но не настолько, чтобы определить, кто именно убил министра.

– Нет… конечно, нет.

Шарлотта хотела бы улыбнуться в ответ на это несколько забавное замечание, но не смогла. Слишком печальным было реальное положение дел. Она вновь ярко припомнила утро, мгновенный шок и потрясение, а потом, минуту спустя, – осознание, что это был взрыв. Прежде она никогда не сталкивалась со столь мощным насильственным действием. Это было такое незнакомое и страшное зрелище – разнесенный в щепки кабинет…

– Ладно, не начинай с самого начала, лучше с середины. – Веспасия накрыла ладонью ее руку. – Все это очень серьезно. Убит Эйнсли Гревилл, а потом и этот мистер Макгинли, – и вы до сих пор не знаете, кто их убил, за исключением того, что этот человек все еще находится в Эшворд-холле. Но вы не раз имели дело с преступлениями, и Томас решал загадки очень запутанных дел об убийстве. Почему же все это так тебя взволновало, что ты оставила Эшворд-холл и приехала в Лондон?

Шарлотта посмотрела вниз, на старую, худую, всю в голубых венах, руку тетушки.

– Потому что Юдора Гревилл так уязвлена, – сказала она едва слышно. – За несколько дней она потеряла все – не только мужа, но и свое прочное положение, и все, что он зарабатывал, если это имеет значение… Но главное, она потеряла веру в него. Ей пришлось узнать, что он был неверным супругом, распутником и, что хуже всего, использовал людей в своих интересах, невзирая на их чувства и на то, что с ними случалось, как следствие его поступков.

– Это очень неприятно, – согласилась Веспасия. – Но, дорогая, ты действительно считаешь, что она ни о чем не подозревала? Неужели она так наивна? – Старая леди слегка покачала головой. – Сомневаюсь. Больнее всего для нее то, что об этом узнали все остальные. Или, по крайней мере, та часть общества, с которой она знакома. Больше невозможно отрицать перед самой собой, что это не так, а мы все пытаемся так делать, когда правда для нас слишком болезненна.

– Нет, тут есть кое-что еще. – Миссис Питт подняла глаза, встретила взгляд леди Камминг-Гульд и гневно, жестко, с болью в сердце стала рассказывать ей про Долл Эванс.

Лицо у ее собеседницы омрачилось. Она была старой женщиной и видела в жизни много отвратительного, но, несмотря на это, рассказ о Долл глубоко огорчил ее и вызвал воспоминания о собственных детях, чуде их рождения, хрупкости и бесконечной ценности их жизни.

– Так, значит, он был очень злым человеком, – сказала она, когда Шарлотта закончила свой рассказ, – и его жене было бы очень трудно жить с ним, знай она об этом.

– И его сыну, – добавила Шарлотта.

– Да, очень трудно, – подтвердила еще раз Веспасия. – И я сильнее сочувствую сыну, а не жене. А почему тебя больше беспокоит Юдора?

– Нет, меня она не беспокоит, – миссис Питт улыбнулась, почувствовав, что она тоже довольно уязвима, – но она беспокоит Томаса. Юдора предстает перед ним как непорочная страдалица, которую надо защитить и спасти.

Часы на каминной полке отсчитывали секунды, черные филигранные стрелки вздрагивали в такт быстротекущим мгновеньям. Горничная принесла горячий душистый чай, разлила его по чашкам и удалилась, оставив хозяйку и ее гостью наедине.

– Понимаю, – отозвалась наконец леди Камминг-Гульд. – И ты тоже хочешь стать такой же беззащитной страдалицей?

Шарлотте захотелось сразу и смеяться, и плакать – она и не подозревала, что слезы готовы вот-вот выступить у нее на глазах.

– Нет, – затрясла она головой, – меня не надо защищать и спасать! И я не очень-то умею притворяться, что в этом нуждаюсь.

– А ты хотела бы уметь?

Веспасия подала ей чашку чая.

– Да нет, конечно же, нет, я не хочу притворяться. – Миссис Питт взяла чашку. – Нет… Я неясно выразилась, извините. Я хочу сказать… хочу сказать, что не желаю играть во все эти дамские игры и притворяться. Если чувства притворные, это нехорошо.

Ее родственница улыбнулась:

– Тогда чего же ты хочешь?

Незачем было молчать и увиливать от прямого ответа – нежелание облечь в слова свои страхи не делало их менее существенными.

– Я просто думаю, может быть, Томас хочет, чтобы я больше походила на Юдору? Может быть, ему требуется чувствовать себя защитником и спасителем? – выговорила она и внимательно взглянула на Веспасию, надеясь на отрицательный ответ.

– Да, наверное, ему это надо, – мягко ответила пожилая дама. – Но ты очень многого хочешь от своего брака с ним, Шарлотта. Ты поставила ему очень высокую планку. Быть тем, каким ты хочешь его видеть, жить, соответствуя тем меркам, которые ты усвоила по своему социальному происхождению, уже требует от него приложения всех его сил и способностей. Для него не существует, таким образом, легких путей, он не может позволить себе никакого послабления, не может быть посредственностью. А ты, наверное, иногда об этом забываешь.

Она сжала руку гостьи и продолжила:

– Ты, вероятно, нередко вспоминаешь о принесенных тобой жертвах, о туалетах, которых у тебя нет, о слугах, которых ты могла бы иметь, о светских увеселениях, на которых могла бы блистать… А вместо этого тебе надо быть бережливой и на всем экономить. Сама себя ты меряешь более достижимыми мерками.

– Но Томас тоже! – отозвалась Шарлотта, ужаснувшись. – Я никогда и не просила его прыгать выше головы.

– Ну, конечно, не просила, – согласилась Веспасия. – Но ты сейчас живешь в Эшворд-холле, доме твоей сестры… вернее сказать, в одном из ее домов. Кстати, представляю, как иногда не по себе бедняге Джеку…

В камине занялись все дрова, и над ними вспыхнуло яркое пламя.