её сзади за плечи, прижал спиною к себе. Теплом, увы, не поделится, сам промёрз насквозь, а вот спеть утешительную песенку, как недавно для Мули… Понаблюдав за навом и Вильярой несколько мгновений, Латира решительно вплёл в Ромигину песнь свой голос и силу. Сперва исподволь, а после увлёк за собою чарами нежданной мощи и красоты. Теперь казалось, вся пещера гудит, словно тулово музыкального инструмента, и вода в котле, и пламя в очаге пляшут в такт чудесным звукам. Помедлив, Вильяра запела в унисон: Ромига не столько услышал, сколько ощутил вибрацию её голоса, прижал к себе женщину крепче… Тоска отступила, стало чуть теплее: достаточно, чтобы жить и действовать.

— Старый, я поговорила с Нгуной, — после полногласия песни обычная речь звучала тускло и невыразительно. — Серого со шрамом в доме у Синего фиорда знали как Стурши с Ярмарки. Знакомое имя, только я не могу вспомнить, откуда?

— Стурши?! — охнул Латира. — Дурень я! Должен был догадаться!

— Мудрые, кто такой Стурши, и чем он знаменит? — потребовал пояснений Ромига.

— Беззаконник, которым брезгуют щуры. Трижды за две зимы его метили несмываемым алым и гнали в снега. Прошлой весной мудрая Ульдара зашвырнула его на льдину посреди океана. Выкинула туда, в чём мать родила! Думали, избавились. А выходит, он до сих пор жив, здоров и пакостит!

— Две зимы? Пурна назвал того серого четырёхлеткой, — напомнил нав.

— Островная кровь, сильный дар. Он молодо выглядит, но ему никак не меньше шести, — уточнил Латира.

— Нгуна сказала, этот Стурши был близок Наритьярам, особенно — Среднему. Беззаконный колдун часто таскал его в круг до того, как… — Вильяра осеклась. — До того как племянница попыталась занять его место возле Великого Безымянного.

— Я думаю, малая, Наритьяра Младший прекрасно знает эту погань. Возможно, Наритья его и спасали: вытаскивали, снимали метки, давали убежище. Расспросим о нём, но после всего остального…

Латира наскоро поведал Вильяре об их новых находках. Между делом мудрый заварил травяной напиток в маленьком котелке, добыл из кладовой и раздал всем по куску вяленого мяса. Посмотрел, как Вильяра мусолит свой, вздохнул.

— Малая, может, отложим встречу? Отдохнёшь? В полночь тебе петь, самое важное сейчас это.

— Я справлюсь. Откладывать я ничего не хочу. Опасаюсь, потом ещё что-нибудь случится.

— Если Вильяра после беседы с мудрыми будет слишком усталой, я схожу в круг вместо неё, — вставил своё слово Ромига.

Не то, чтобы он сильно хотел напрягаться и рисковать… А пожалуй, хотел: мощь Источника сладка! Вряд ли когда-либо, где-либо ещё такая полнота силы дастся ему в руки! И в любом случае, лучше он подменит живую колдунью, чем потеряет её. Неохота гадать, сможет ли он уравновесить её срыв? А существовать дальше без их странной связи?

— Или же мы, Нимрин, сходим в круг вместе, — впервые после гибели племянницы улыбнулась Вильяра. — Вернёмся со встречи, тогда и решим. Главное, вернуться.

Мудрые всё-таки вздремнули часа полтора, чтобы явиться на важную встречу со свежими головами. Ромига был бодр и полон сил: спать ему не хотелось. Медитировал, потом просто ломал голову над вопросом, почему Мули не почуяла убийцу? Или один стрелял, второй прикрывал? Но никого, кроме Пурны, рядом не было… Или нав тоже его не почувствовал?

Латира, не открывая глаз, приподнялся с лежанки, мурлыкнул что-то — сморило. А пробудился Ромига уже в другом месте, прелюбопытном!

Единственный пузырь со светлячками озарял пустую каморку неожиданно строгих и чётких геометрических форм. Гладкие стены и пол, правильный свод, и всё эта красота не в мягком туфе вырублена — в монолитном базальте. Да не вырублена, конечно: без магии тут никак не обошлись! Нав коснулся тёмного глянцевого камня и подумал, что строители вполне могли быть его соплеменниками. Пока мудрые брели куда-то длинными, прямыми, как стрела, коридорами, Ромига уверился в своём предположении. Это место некогда было форпостом Империи Навь во вновь открытом мире! Прежние хозяева покинули его давно, очень давно, новые обжили и приспособили под свои нужды.

— Мудрый Латира, скажи, кто создал эту пещеру?

— Расспроси Нельмару, он знает. Старый Вильяра говорил, пещера под Ярмарочной горой древнее круга на горе, а круг тот — один из первых на Голкья.

Просторная, высокая зала, куда они вышли, живо напомнила Ромиге резиденцию Анги и Зворги в Печорских болотах. На первый взгляд, мудрые Голкья мало что изменили в доставшемся по наследству интерьере: натащили сюда своих любимых плетёных табуреточек, войлочных подушек, да настелили шкур.

На шкурах кто-то спал и проснулся, заслышав шаги. Резко подскочил с места… О, знакомая личность: рыжая в рыжем! Вблизи последний из Наритьяр смотрелся очень молодым и смертельно усталым. Большие, яркие изумрудные глаза — впору зелёной фее… Ой, нет, скорее фате или жрице! Взгляд-то тяжёлый и острый: мудрый неторопливо смерил им Ромигу с головы до ног, потом с ног до головы. А на Вильяру с Латирой он долго пялиться не стал, церемонно поклонился все троим, выдал вежливое, но не слишком дружелюбное приветствие. Нав чувствовал: Наритьяра их побаивается, но старательно не подаёт виду, ждёт удара в любое мгновение и готов бить в ответ. И похоже, очень досадует, что позволил застигнуть себя спящим.

— А где же хранитель знаний Нельмара? — спросила Вильяра после ответного приветствия.

— Умаялся, спит крепко. О мудрый Нельмара, вернись к нам скорее! — рыжий осторожно попинал ворох шкур, оттуда послышалось недовольное ворчание.

— Что, явились, наконец?

— Явились. Вылезай, старче!

По сравнению со старым, но шустрым и подтянутым Латирой, хранитель знаний Нельмара выглядел откровенной развалиной. Очень скверно он выглядел, и чувствовал себя явно не лучше. Дышал неглубоко, кривился на один бок, прихрамывал. Битый? Ломаный? Да, причём недавно и сильно. Латира-то от своей раны не только оклемался, но кажется, напрочь забыл…

Приветственная речь Нельмары была длиннее, чем у рыжего, взгляд на гостей — теплее. Этот мудрый не боялся, зато буквально изнывал от любопытства. Поздоровавшись со всеми, он подошёл к Ромиге вплотную, уставился снизу вверх. Улыбнулся, не показывая зубов:

— Благодарю тебя за многократное спасение жизни, о дитя мрака и теней. Каюсь, когда ты явился на Голкья, я даже не подумал, что путь твой благословен, что ты — Иули-избавитель.

Ромига отступил на полшага, восстанавливая дистанцию, нарочито криво ухмыльнулся в ответ:

— Я предпочитаю, чтобы меня называли Нимрином. А где многократное спасение-то?

— Во-первых, ты изгнал Великого Безымянного, пресёк его беззаконный путь и освободил его пленников. Я был среди них. Жизнь моя была хуже смерти, а смерть — недосягаема. И сколько раз ты уже пел в круге свои тёмные песни, Нимрин?

— Дважды —