Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 27
Хранительница Вилья впервые так тесно общалась с Наритьярой Младшим, впервые смотрела ему в глаза. То есть, конечно, она видела хранителя Наритья на каждом собрании мудрых. И когда была ученицей у Старшего, Младшенький наведывался в гости к их общему наставнику. Но даже присутствуя наяву и во плоти, рыжий всегда словно бы отсутствовал. Смотрел мимо, не заговаривал первым и не поддерживал чужих разговоров, старательно скрывал чувства. Зато сейчас — прорвало, и всегдашний тихоня, полуневидимка стал ярким, будто ночной пожар. Он желал жить: жадно и страстно. Он смертельно боялся, злился, изнывал от чувства вины. Он упрямо, отчаянно, уже на грани сил, противостоял усталости. Всё это для мудрой — как на ладони.
— Зачем ты звал нас, брат по служению?
Прикушенная губа, лихорадочный блеск глаз:
— Я знаю много, о мудрая Вильяра, слишком много для одного. Много даже для двоих. Я решил, кроме хранителя Нельмары, разделить своё знание с вами тоже. Будьте моими свидетелями перед лицом Совета, будьте моим голосом, если смерть свяжет мой язык.
Сказал-то он по обычаю, но прозвучало как-то слишком уж обречённо. Разве мудрому в расцвете сил не хватает дара, воли и внимания на великие песни? Или есть что-то ещё, кроме песен?
— Почему ты призвал именно нас троих, о мудрый Наритьяра? — уточнил Латира.
— Потому что именно вы не поддались Голкире узурпатору. Ты, Латира, облапошил его с присягой и ускользнул от него. Ты, Вильяра, встретилась с ним лицом к лицу, но не согнулась и не сломалась. Воин из-за звёзд не только выстоял сам, но узурпатора убил. Это было необходимо, многие желали, некоторые пытались, но только он смог. Вы, трое, действуете сообща, и удача сопутствует вам.
Латира самодовольно улыбнулся. Вильяра глухо взрыкнула: приятно слушать лесть, особенно, когда в ней много правды, но расслабляться — не время и не место… Младшенький сам это подтвердил.
— Очень надеюсь, кто-нибудь из нас пятерых доживёт до большого Совета после завершения великих песен!
— Мудрый Наритьяра, скажи, а с чего ты решил, что кто-то из нас до Совета не доживёт? — Латира вслух спросил то, о чём Вильяра подумала. — Нам, конечно, тяжело ночью и днём петь великие песни. Мы все устали, но и напряжение ослабло. Или «качели смерти» чреваты внезапными выбросами на излёте?
— Нет, мудрый Латира, дело не в «качелях». Дело в тех, кто по доброй воле присягнул узурпатору и желает продолжить его дело. Тому, кого я знаю, не хватит мастерства на большую ловушку на изнанке сна. А вот ткнуть ножом в спину он может, — тяжёлый вздох. — Ладно, давайте-ка я расскажу всё с самого начала.
— От сотворения Голкья? — не удержалась от колкости Вильяра.
Рыжий поёжился: противоречивые чувства, подобно дикой стае, грызли и рвали его изнутри, откровенность давалась нелегко. Латира посмотрел на Вильяру с укоризной, мол, говорит — так не мешай ему!
Младший отрицательно качнул головой:
— Нет, не от сотворения Голкья. Всего лишь от моего посвящения и немного раньше. То есть, я не знаю точно, когда Наритьяра Старший решил сделать всю Голкья угодьями нашего клана, — рыжий осёкся, ожидая гневных слов, но мудрые лишь молча переглянулись. — Каждый из нас желает своему клану процветания, каждый заботится, в первую очередь о своих, и только потом — обо всех охотниках.
— Да, так учили нас, и так учим мы, — подтвердил Латира.
— Наставник… Он учил меня беречь только свой клан, совсем не думая о соседях. Мол, у них свои мудрые, пусть они заботятся. А ты, мол, слишком слаб и неопытен, чтобы держать в уме равновесие Голкья. Пока я ходил в учениках… Сколько раз мы пускали разрушительные бури в обход наших угодий! Даже не пытались усмирить и развеять их, хотя могли! Мне это не казалось правильным, но я повиновался наставнику. А Средний — он просто радовался буйству стихий. После того, как он едва не погиб, он совсем одичал. Иногда пил чужую боль, словно кровь добычи. Очень любил своими руками изгонять объявленных вне закона. Нарочно делал их смерть долгой и трудной. Играл с ними, как сытый зверь играет с побегайкой. Очень по-разному играл. Некоторых пожирал заживо и утверждал, что имеет право. А самых одарённых ввергал в некое подобие ритуала посвящения. Огонь, вода, лёд… А потом ещё круг — для тех, кто выдержал объятия стихий.
— И много у него было таких, кто выдержал? — озабочено нахмурясь, спросил Латира.
— Стурши и Макиша. Возможно, кто-то ещё, но я их не знаю. А эти двое выжили, присягнули Среднему, стали его левой и правой рукой. Он часто пенял им за своеволие и недостаточную силу, но оба были преданы ему, как домашние звери, и не слабее многих мудрых.
— Не удивительно! Если им хватило воли к жизни, дара и рассудка чтобы вынести упрощённый ритуал… Макиша и Стурши, ты говоришь?
— Да. Только Макиша пропала в начале осени и молчит, будто мёртвая. Скорее всего, наставник отправил её ко щурам, во льды. Я слышал, они несколько раз грозили друг другу смертью. А Стурши был на ярмарке, этой ночью я еле ушёл от него живым…
— Погоди, Наритьяра. Ты сказал: «Ко щурам, во льды». Что ты имел в виду? — перебила обоих Вильяра.
Рыжий сверкнул глазами:
— Думаю, то самое, что ты подумала! Ловушку, которую мой наставник давным-давно зачаровал для своих врагов, начиная с позапрошлого главы Совета! Ты тоже должна была там лежать. И мудрый Латира. Да и мы со Средним, когда наставник понял, что не удержит нас в своей воле. Но Средний был слишком силён, а я — я осторожный прошмыгин сын. Я всех пережил, кроме Стурши. Надеюсь, и его как-нибудь переживу… Этот недопосвящённый клялся уничтожить всех, кто застил ему Великое Солнце, кто помешал Светозарному Голкире взойти над миром! Он не смог последовать за мной в Пещеру Совета, но грозил мне, что всё равно меня достанет…
— Ты очень сильно его боишься, да? — прищурил глаза Латира.
— Боюсь! — с каким-то даже вызовом ответил Наритьяра. — Он уже раз подобрался ко мне вплотную. Если бы не захотел подслушать разговор, и сообщник случайно не выдал его… Я еле успел прибить сообщника и уйти от них изнанкой сна.
— Не из тупичка ли за торговыми рядами? — уточнил Латира.
— Вынюхал, старый хитрец? Да, о Вильяра мудрая, я совершенно зря подобрал на тракте ту беззаконную падаль, которую ты