Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17
РахВ большом зале замка повсюду сидели, опустившись на колени или скрестив ноги, воины и их предводители. Я никогда не видел более странной тренировки. Несколько сотен набившихся в зал кисианцев повторяли левантийские слова и фразы так громко, что от высокого каменного потолка отражалось эхо. Поначалу идея не вызвала у них никакого энтузиазма, но со временем нестройное бормотание превратилось в дружные выкрики.
– Засада! – хором завопили они, когда стоявший на несколько ступенек выше министр Мансин выкрикнул кисианский эквивалент этого слова. Тор стоял рядом, но в последние десять минут ему не нужно было поправлять министра. Может, у нас еще все получится.
– Ближний бой!
Амун наклонился поближе и прошептал:
– Думаешь, они вспомнят, когда мы окажемся там, в темноте?
– Надеюсь на это.
Он фыркнул.
– Ладно, если не справимся, мы будем слишком мертвыми, чтобы выглядеть глупо.
Я старался не думать об этом. Добраться до Когахейры можно только пробившись через светлейшего Бахайна. После стычки с Клинками Йисс эн'Охт поход на Когахейру ради освобождения левантийцев, находившихся в плену у Гидеона, стал целью для многих, и я мог лишь порадоваться. Им не обязательно знать, что у меня есть свои причины стремиться туда.
– Ложись! – кричали солдаты. Они как будто соревновались, кто выкрикнет раньше и громче, и как ни странно было слышать левантийские команды из уст кисианцев, по крайней мере, они подошли к делу серьезно.
– Врассыпную!
Похоже, это была их любимая команда. Тор не сказал им, что это отвлекающий маневр на самый крайний случай, и нравиться тут нечему.
– Думали ли старейшины, создавшие эккафо, что мы станем учить ему чужаков? – произнес Амун.
– Мы не учим их, а всего лишь используем лишние руки, владеющие мечом.
– Они захотят научиться, когда увидят его в действии.
Вероятно, он был прав, и хотя я гордился нашими обычаями, учить им чужаков не хотелось. Я не мог бы объяснить почему, но это казалось неправильным. Одно дело – использовать эккафо под нашим командованием, но подарить? Я понадеялся, что императрица Мико не попросит.
Я вспомнил, как она стояла передо мной в конюшне, положив руки мне на грудь, как тянулась, чтобы подарить поцелуй, которого я жаждал, но не должен был принимать: к чему бы ни стремился Гидеон и чего бы мы ни достигли в этом зале, левантийцам и кисианцам не быть вместе. Мы принадлежим двум разным мирам с совершенно разными взглядами. Да мы даже понять друг друга не способны как следует. Я мог твердить это себе сотни раз, мог искренне в это верить, но одного взгляда на ее хмурое решительное лицо хватило, чтобы позабыть обо всем. Мне потребовалось все самообладание, чтобы сдержаться и позволить ей принять решение, но пришел Мансин. Мико стояла прямо передо мной, предлагая ласку, тепло и утешение и желая получить то же от меня, но ушла и забрала это тепло с собой.
«Тихо!» – прозвенела команда под сводами потолка, и, пытаясь отвлечься от мыслей о губах императрицы, я оглядел море кисианских солдат, гадая, кто из них сегодня будет выполнять мои приказы. Хотелось верить, что сражаются они не хуже, чем заучивают команды. И что тело меня не подведет. Рана на ноге все еще болела.
В поисках места, где можно присесть, я повернулся к главной лестнице. Возле нее в тени стояла Эзма. Я не успел отвернуться, и она кивком подозвала меня. До сих пор мне удавалось ее избегать: я опасался, что не смогу сохранять почтительность, зная, что она приказала опоить меня, чтобы убрать с дороги, а потом бросила умирать. Но Эзма как будто забыла эти несущественные детали и одарила меня лучезарной улыбкой.
– Заклинательница, – сказал я.
Она не заслуживала уважения, но я не унижу себя, называя ее как-то иначе.
– Капитан Рах, – вернула любезность она, возможно, по той же причине. – Думаешь, твое представление сработает?
Я сжал зубы, и ухо тут же пронзила мимолетная острая боль.
– Какое представление? «Заклинательница лошадей, прячущаяся в тени»?
Ее насмешливый взгляд начал по-настоящему бесить.
– Или «левантийский капитан строит глазки чужеземной императрице». Что скажут Клинки, когда узнают, что на самом деле сражаются за твой член?
– Они сражаются за себя и свой народ. Как этому мешает мой член?
Эзма скрестила руки на груди и смерила меня взглядом.
– Чего ты хочешь, Эзма? – Позади меня кисианцы продолжали выкрикивать левантийские слова. – Зачем ты здесь? Зачем пытаешься от меня избавиться?
– Я выполняю клятву, которую дала, когда стала заклинательницей лошадей. Это все, к чему я когда-либо стремилась, – ответила она, игнорируя второй вопрос.
– Ты поклялась стать предводителем, хотя заклинатели никогда этого не делают? Поклялась обрекать на смерть тех, кто угрожает твоей власти? В клятве, которой меня учили, ничего такого не было.
Эзма наклонила голову.
– Тебя учили?
Я отвел взгляд, досадуя, что сболтнул лишнего, но от одного вида Эзмы закипала кровь.
– Кто учил тебя клятве заклинателя лошадей?
Сказанного не воротишь.
– Заклинатель Джиннит, – ответил я, глядя ей прямо в глаза. – Когда я был его учеником.
Эзма отступила на шаг, на ее лице мелькнуло раздражение.
– Ты? Ты был учеником? Как? Когда?
– Меня отобрали в девять лет, как и всех учеников. Я обладал всеми нужными качествами.
– Но ты его подвел.
– Нет. Я был хорошим учеником, он говорил, что когда-нибудь я стану прославленным заклинателем. Я просто… просто хотел не этого.
Я никому не рассказывал об этом, кроме Гидеона. Стыд за то, что я сбежал и подвел свой гурт, не давал раскрыть рта. Это могло бы стать оружием против меня, но тогда бы она признала перед всеми, что у меня есть задатки заклинателя. Увидев, как насмешка на ее лице сменилась оскалом, я испытал злобную радость.
– Фальшивый заклинатель. Вдобавок к остальным твоим прегрешениям.
– Я ни в чем не фальшивый, в отличие от тебя. Почему тебя изгнали?
Она прищурилась.
– Это никого не касается.
– Ты в этом уверена? Что за преступление ты совершила, что тебя изгнали не на один цикл, а на десять?
– С чего ты взял, что я не сама осталась, как Гидеон?
– И забросила свои обязанности? Не думаю, что это лучше. – Я шагнул ближе, натянутая кожа на заживающих ранах мешала нормально двигаться. – Левантийцы пошли за тобой, потому что им нужно в кого-то верить. Они не задают вопросов из опасения, что ответы снова лишат их надежды. Думаешь, они любят тебя, ты им нужна? – Я покачал головой. – Ты ошибаешься.
Она задрала подбородок.
– Угрожаешь мне вызовом?
– Только если ты