Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Каков вердикт, джентльмены?
Кто-то смущенно смотрел на меня, а кто-то просто уставился в пол. Мистер Гордон, который отдувался за всех, медленно ходил взад-вперед по проходу. Это был невысокий плотный человек с круглой совиной головой и в очках с толстыми линзами.
– Итак, Чарли, я должен все обсудить с моими коллегами.
– Да, я знаю, а как насчет фильма, он вам понравился?
Гордон чуть замешкался, а потом ухмыльнулся:
– Послушайте, Чарли, мы здесь, чтобы купить или не купить фильм, а не для того, чтобы решать, нравится он нам или нет.
Это замечание вызвало пару-тройку смешков у присутствовавших.
– Можете поверить, я не возьму с вас больше, если фильм вам понравился.
– Если честно, я ожидал чего-то другого, – после небольшой паузы сказал Гордон.
– И чего же вы ожидали?
– Видите ли, Чарли, – медленно начал он, – я не увидел в фильме ничего такого, что могло бы стоить полтора миллиона долларов.
– А вы, наверное, хотели, чтобы я вам показал, как падает Лондонский мост?
– Нет, конечно, но полтора миллиона… – перешел на фальцет Гордон.
– Итак, джентльмены, или вы покупаете, или нет. Цена объявлена, – нетерпеливо ответил я.
Президент компании Дж. Д. Уильямс явно решил разрядить обстановку и вкрадчиво сказал мне:
– Послушайте, Чарли, с моей точки зрения, фильм – просто отличный. Он очень человечный и какой-то другой (слово «другой» мне не понравилось). Проявите терпение, и мы все уладим.
– Здесь нечего улаживать, – резко ответил я, – даю вам неделю на принятие решения.
Я потерял к ним всякое уважение после того, как они обошлись со мной столь неуважительно. Тем не менее решение они приняли быстро, и мой адвокат подготовил соглашение, согласно которому я должен был получить пятьдесят процентов от общей прибыли после того, как они окупят свои затраты в полтора миллиона долларов. Фильм передавался компании в аренду на пять лет, после чего возвращался ко мне, как и все остальные мои фильмы.
* * *
Я вновь почувствовал запах свежего ветра, освободившись наконец от всех семейных и деловых проблем. Долгими неделями мне приходилось прятаться и томиться в четырех стенах гостиничных номеров. Ко мне снова вернулись друзья, которые были весьма впечатлены историей с таксистом. Иными словами, жизнь снова становилась прекрасной.
Я был в восторге от гостеприимства, оказанного мне в Нью-Йорке. Фрэнк Крауниншилд, редактор «Вог» и «Вэнити Феар», взял на себя роль пастуха и, как овечку, провел меня по всем кругам блестящего нью-йоркского общества, а Конде Наст, владелец и издатель этих же журналов, устраивал шикарные гламурные вечеринки. Он жил в огромном пентхаусе на Мэдисон-авеню, где собиралась элита мира искусств и богатой знати в окружении красавиц из шоу «Безумства Зигфелда», в том числе несравненной Олив Томас и прекрасной Долорес.
Я жил в «Ритце», на самом перекрестке интереснейших событий. Телефон в номере звонил без остановки – куда только меня ни приглашали. Не хотите ли провести уикенд там-то? А как насчет лошадиных бегов? Все это было как-то исключительно по-простецки, но мне нравилось. Нью-Йорк был полон любовных интриг, полуночных ужинов, дружеских ланчей и шумных обедов, даже завтраки превратились в особые мероприятия. Скользнув по верхам нью-йоркского общества, я хотел теперь окунуться в интеллектуальную атмосферу Гринвич-Виллиджа.
Многие комедианты, клоуны и певцы, достигшие успеха, чувствовали необходимость в интеллектуальном росте, они испытывали своеобразный голод познания. Таких людей можно было встретить в самых неожиданных компаниях – среди портных, боксеров, официантов, водителей и даже изготовителей сигар.
Однажды в гостях у одного из моих приятелей, который жил в Гринвич-Виллидже, речь зашла о том, как трудно иногда бывает подобрать правильное слово для выражения своих мыслей и что обычный словарь оказывается порой просто бесполезным.
– Я считаю, – высказал я свое мнение, – что необходимо разработать некую лексикографическую систему перехода от абстрактных понятий к их конкретному лексическому выражению, и тогда, используя методы индукции и дедукции, мы сможем найти правильное слово для лексического выражения любой мысли.
– Так ведь есть такая книга, – ответил мне чернокожий водитель грузовика, – это «Тезаурус Роже».
Один из официантов ресторана в отеле «Александрия» любил цитировать Карла Маркса и Уильяма Блейка, когда меня обслуживал.
Комический акробат из Бруклина, с характерным для этого района акцентом, рекомендовал мне «Анатомию меланхолии» Бертона, говоря о том, что книга произвела сильное впечатление на Шекспира и на Сэма Джонсона[37]. «А всю латынь там можно пропустить», – добавил он.
По сравнению со всеми этими интеллектуалами я выглядел дилетантом. Я много читал, еще со времен участия в водевилях и музыкальных представлениях, но это чтение было поверхностным. Я читал медленно, перескакивая через страницы. И терял интерес к книге, как только мне становились понятными идея и стиль автора. А вот все пять томов «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха я прочитал от первого до последнего слова, но нашел, что дидактическое значение этого труда не стоило стольких усилий. Я проявлял рациональный подход к чтению и перечитывал некоторые книги по нескольку раз. В течение многих лет я возвращался снова и снова к трудам Платона, Локка, Канта, к «Анатомии меланхолии» Бертона и выбирал из них ровно столько, сколько мне было нужно.
В Гринвич-Виллидже я познакомился с Уолдо Фрэнком, эссеистом, историком и новеллистом, с поэтом Хартом Крейном, с Максом Истменом, редактором «Массез», с Дадли Филдом Мэлоуном, великолепным юристом и чиновником Нью-Йоркского порта, и его женой Маргарет Фостер, сторонницей борьбы за женские права. Я обедал в ресторане у Кристин, где подружился с несколькими артистами труппы «Провинстаун Плейерс», которые бывали здесь постоянно во время репетиций пьесы «Император Джонс», написанной молодым драматургом Юджином О’Нилом (моим будущим тестем). Они показали мне свой театр, больше похожий на конюшню не более чем для шести лошадей.
Познакомиться с Уолдо Фрэнком мне помог сборник его эссе «Наша Америка», который вышел в 1919 году. Мне очень понравилась глубокая аналитическая статья о Марке Твене. Так случилось, что он был первым, кто написал серьезное эссе обо мне, и, понятно, мы стали хорошими друзьями. Уолдо успешно совмещал в себе черты мистика и серьезного историка, а его взгляды были широко популярны как на юге, так и на севере Соединенных Штатов.
Вместе мы провели много интересных вечеров. Уолдо познакомил меня с Хартом Крейном, и мы часто ужинали в его маленькой квартирке, засиживаясь до завтрака. Это были яркие дискуссии, требовавшие точнейшего лексического выражения наших мыслей.