— Точная причина тебе неизвестна.

Аша бросает на Санджая гневный взгляд.

— Да ладно, я не вчера родилась.

— Объяснений может быть множество. Возможно, они не могли прокормить ребенка на тот момент. Может быть, они жили в каком-то небезопасном месте. А может, они сожалели, что потеряли тебя, и решили, что им все-таки нужен ребенок. Аша, откуда ты можешь знать, что на душе у другого человека.

Девушка кивает и крутит на запястье серебряный браслет.

— Она пришла из какой-то деревни в нескольких часах езды к северу отсюда. Проделала весь этот путь в город только для того, чтобы… — Аша замолкает, сглотнув комок в горле.

— …отдать тебя в приют? — заканчивает за нее Санджай.

Аша снова кивает.

— И она подарила мне это. — Она показывает на браслет.

— Твои родители дали тебе все, что должны были, — говорит Санджай. Он тянется через стол и дотрагивается до руки девушки. — Как ты себя чувствуешь теперь, когда ты все знаешь?

Аша смотрит в окно.

— Я писала письма, когда была маленькой девочкой, — отвечает она. — Письма к матери, где я рассказывала ей, чему учусь в школе, кто мои друзья, какие книги я люблю. Мне было, наверное, лет семь, когда я написала первое письмо. Я попросила папу отправить его, и я помню, как погрустнели его глаза и он ответил: «Мне жаль, Аша, но я не знаю, где она».

Аша кидает взгляд на Санджая.

— Когда я стала старше, мои письма изменились. Вместо того чтобы рассказывать о своей жизни, я начала задавать ей все эти вопросы. Вьются ли у нее волосы? Любит ли она кроссворды? Почему она не оставила меня себе? — Аша качает головой. — Очень много вопросов. А теперь я знаю, — продолжает она. — Я знаю, откуда я. И я знаю, что меня любили. Я знаю, что сейчас я живу гораздо лучше, чем могла бы, если бы все получилось иначе. — Аша пожимает плечами. — И этого мне достаточно. Часть ответов мне придется додумать самой. — Она глубоко вздыхает. — Ты знаешь, у меня глаза матери. — Аша улыбается, и ее глаза сияют. Она откидывается на спинку диванчика. — Мне бы хотелось найти способ сказать им, что со мной все хорошо без… в общем, что я не вторгаюсь в их жизнь.

Подходит официант и ставит перед ними тарелки с супом. Аша вдруг осознает, насколько она проголодалась. Она почти ничего не ела между ночной работой и кремацией деда. Девушка пробует суп. Некоторое время молодые люди просто молча едят.

— Знаешь, когда я приехала в приют, я узнала, что моя бабушка пожертвовала ему крупную сумму после того, как меня удочерили, — рассказывает Аша. — Наша фамилия указана на табличке, которая висит на фасаде, а бабушка мне ничего не рассказывала. Странно, правда?

Санджай пожимает плечами и качает головой.

— Нет, не думаю. Для меня это как раз очень логично. Она отдала им дань благодарности, — заметив непонимание на лице Аши, Санджай наклоняется к ней и добавляет: — За тебя. Она была благодарна за тебя.

Аша смотрит на свои руки.

— Правда?

— Конечно. Здесь это норма. Мой дед помог восстановить родную деревню. Таким образом он воздал всем, кто помог ему.

Аша тяжело вздыхает.

— Просто я поражаюсь, когда думаю обо всем, что за эти годы было для меня сделано. Причем о многом я даже не знала, а о чем-то не знаю до сих пор. Благодаря усилиям людей, которые меня любят и любили даже до того, как узнали меня, я стала тем, кто я есть.

Санджай улыбается.

— Это и есть семья.

— Знаешь, мне кажется, я всегда обвиняла родителей в том, что между нами нет биологической связи. Я думала, что из-за этого я чего-то лишена. Но сейчас… это поистине удивительно! Оказывается, они столько для меня сделали, даже не имея кровного родства со мной. Они сделали это просто… просто потому, что хотели. — Аша вытирает губы и улыбается. — Похоже, я должна отдать дань благодарности очень многим людям, — она опять вздыхает, — и извиниться перед мамой.

— И раз уж мы заговорили об этом, то мне ты будешь должна копию своей статьи, когда она будет готова. Я отдам ее другу из ВВС. А когда ты прославишься, то будешь обязана мне по-настоящему, — подмигивает Аше Санджай, — как минимум визитом в Лондон.

— Посмотрим, — улыбается Аша. — Ой, а ты не съездишь со мной завтра? Я хочу кое-что завезти в «Шанти».

56

ЧЕРЕЗ ОКЕАН

Мумбай, Индия, 2005 год

Сомер

Сомер смотрит на Кришнана, который расположился на соседнем сиденье, глядя в иллюминатор на бездонное небо. Внешне он ничем не отличается от сотен других индийцев на борту этого лайнера: хорошо одетый, образованный мужчина с хорошей работой летит домой. Но Сомер замечает кое-что, что скрывается от беглого взгляда. Обычно плотно сжатые челюсти Кришнана сегодня расслаблены. Из-за полузакрытых век его карие глаза кажутся печальнее и меньше, чем обычно. Уголок рта слегка подергивается. Такое выражение лица у него бывает нечасто, потому что он привык демонстрировать уверенность в операционной, сосредоточенность на теннисном корте и непроницаемость везде, где бы ни находился.

Сомер кладет свою руку на его. На глаза Кришнана наворачиваются слезы. Не отрывая глаз от иллюминатора, он берет руку жены, и их пальцы переплетаются. Он держится за нее словно утопающий. Точно так же он держался за нее вчера ночью, когда они лежали в темноте в своей спальне вторую ночь подряд после шести месяцев разлуки. Весь вчерашний день, пока они улаживали вопросы с билетами и визами, Кришнан сдерживался. Но ночью, когда чемоданы уже стояли в холле у двери, а на утро было заказано такси, он плакал, как ребенок, у нее на руках по отцу, которого только что потерял.

То, что она поедет с ним, даже не обсуждалось. Сомер предложила это сама, как только Крис сообщил ей печальную весть. Она не хотела ждать, пока муж спросит, и он, судя по всему, был ей за это очень благодарен. Место Сомер было рядом с семьей, и теперь она знала, что для нее это самое важное.

* * *

Они прилетают в Мумбай среди ночи, берут такси в аэропорту, и слуга провожает их в квартиру. Несколько часов беспокойного сна, и наступает утро. Когда супруги вместе выходят в гостиную, Сомер замечает, как постарела мать Криса. Ее волосы поредели и полностью поседели. Кришнан бросается к ногам матери. Сомер никогда не видела такого раньше. Муж обнимается с дадимой