– Когда его люди прибыли на Итаку, я притворился, что сошел с ума. Я не хотел отправляться на войну. У меня только что родился сын, да и Пенелопу, как ты знаешь, вечно терзают страхи о том, что я ее покину. – Одиссей усмехается собственным мыслям. – «Я сойду с ума», сказала моя умная жена, и тогда я решил изобразить, что сошел с ума, чтобы люди Агамемнона оставили нас в покое. Я сорвал с себя одежды, вышел голым на холод и начал вспахивать скованную морозом землю. В первый день они смеялись надо мной. Они почти что поверили в мое представление – я могу быть очень убедителен. Но на второй день они пошли во дворец, вырвали Телемаха из рук Пенелопы и бросили на землю прямо под плуг. Лезвие едва не рассекло его нежное тельце, прямо вот здесь. – Он дотрагивается до своего живота. – Тогда я остановился, поднял Телемаха на руки и сказал, что отправлюсь на войну. Можешь представить, в каком отчаянии была Пенелопа, хотя, конечно, она этого не показала. Моя жена не любит тревожить других своими чувствами.

– Мне грустно это слышать, – отвечает Клитемнестра. Она чувствует, как усталость расползается по ее костям, словно хворь. У нее кружится голова: наверняка от жары и отсутствия сна. На шеях и руках мужей поблескивает пот.

– Нам всем приходится чем-то жертвовать, – пожимает плечами Одиссей. – Я пожертвовал своим временем с женой и сыном, возможностью увидеть, как он вырастет.

– Я уверена, что ты увидишься с ним снова. – Она встает, чтобы взять воды, жара становится удушающей. Один из мужей тоже порывается встать, но Одиссей останавливает его взмахом руки. Странный жест.

Клитемнестра отпивает воды и освежает лоб. Пора идти к Ифигении, ведь свадьба через несколько часов.

– Я пойду, – говорит она, улыбаясь Одиссею. – Помогу дочери подготовиться.

Она ждет, когда его лицо расплывется в очередной хитрой улыбке, а вокруг глаз соберутся морщинки. Но лицо Одиссея так и остается бесстрастным. Он собирается что-то сказать, но вдруг в его глазах что-то мелькает, и он лишь холодно произносит: «Пора».

Прежде чем Клитемнестра успевает понять, что происходит, его люди вскакивают со своих мест и обнажают мечи. Она без раздумий тянется за своим, но в ее руке пустота: она оставила свой меч в шатре. Леон закрывает ее собой, крепко сжимая в руке короткий кинжал.

– Возвращайтесь в палатку, госпожа, – велит он. Она медленно поворачивается, чтобы сделать, как он сказал.

Но выход закрыт: трое стражников, дремавших снаружи, уже стоят на ногах, преграждая ей путь. Должно быть, они только притворялись спящими. Она обескураженно смотрит на Одиссея. Он глядит на нее в ответ.

– У нас есть два пути, – говорит он на удивление резко, – вы сложите оружие и останетесь здесь…

– Где Ифигения? – спрашивает Клитемнестра.

– …или, боюсь, мне придется оставить вас здесь в беспамятстве.

– Где она? – повторяет Клитемнестра. – Отвечай, или, клянусь, я зарежу тебя на месте.

– У тебя нет ножа, – рассудительно замечает Одиссей.

Леон отправляет свой кинжал в полет. Он вонзается одному из мужей точно в шею, а другой в это время отбрасывает его на стол. Раздается громкий треск ломающегося дерева, и Леон оказывается на полу вместе с обломками. Клитемнестра бросается в сторону и вытаскивает кинжал из шеи раненого. Позади нее стражники, а перед ней – безоружный Одиссей. Справа от нее Леон и его соперник, сцепившись, катаются по земле. Леон задыхается и молотит ногами.

– Отпусти его, – говорит Клитемнестра.

Стражники, что стояли у входа, бросаются вперед, их мечи окружают ее со всех сторон. Она отбивается от них, размахивая кинжалом Леона, но их слишком много. Она чувствует, как одно из лезвий рассекает ей ногу, и спотыкается. Они валят ее на землю, пока она кричит и продолжает размахивать клинком. Чья-то кровь брызжет ей в лицо. Они связывают ей руки и ноги толстой веревкой. Когда они пытаются заткнуть ей рот, она кусает их за руки, и они сами начинают кричать. В конце концов веревка оказывается у нее во рту, узел затянут так сильно, что у нее начинает пульсировать в голове. Леона нигде не видно. Она замечает, как люди Одиссея топчутся в нерешительности, прежде чем покинуть шатер. Она видит лицо Одиссея, когда тот опускается рядом с ней на колени, и ждет, что он заговорит, но Одиссей лишь молча кладет руку ей на колено, словно пытается успокоить собаку, а затем тоже уходит.

Она остается одна.

Веревка врезается в запястья, она почти не ощущает своих рук. Должно быть, ее привязали к креслу, потому что как бы она ни двигалась, она постоянно чувствует спиной что-то твердое. Она пытается собраться с мыслями, пытается не замечать боли, но жара обращает все ее попытки в прах. Из-за кляпа во рту полностью пересохло. Ей нужна вода. Ей нужно что-то острое.

В детстве, когда она не слушалась, Леда запирала ее в комнате без еды и воды. Когда начинало жечь во рту, она убеждала себя, что разум обманывает ее, что телу на самом деле не нужна вода, и так ей удавалось пережить наказание.

Усилием воли она заставляет себя сделать то же самое и сейчас. Сначала нужно подумать, а потом совершать какие-то действия.

Ее ошибкой стала доверчивость. Самая худшая ошибка, какую можно допустить. Она поверила человеку, который искусно использует слабые места людей, оборачивает против них самих. И он ее обманул. Многоумный Одиссей, как его называют, оказался обычным предателем. Разве что он оставил ее здесь, чтобы защитить? Но это едва ли возможно. Где Ифигения? Кто-то наверняка сейчас причиняет дочери боль, иначе зачем было приводить ее сюда, в шатер Одиссея? Ифигении нужна защита – пока она в безопасности, в безопасности и Клитемнестра. Поэтому – нет, Одиссей всё-таки предал ее, хоть она пока и не знает, ради чего.

Позади нее что-то шевелится. Слышится сдавленное, болезненное мычание, а затем – хриплое дыхание. Закусив веревку, она поворачивается, и кресло, к которому ее привязали, скребет землю. В противоположном углу шатра лежит Леон. Он едва жив: лицо побагровело, он хватает ртом воздух. Его тоже связали, в рот сунули веревку. Клитемнестра упирается ногами в землю и пытается сдвинуться с места, чтобы подобраться к Леону. На земле валяется кувшин, он упал вместе со столом во время драки, но внутри еще осталось немного воды. А рядом с кувшином – нож. Должно быть, они не заметили его, когда уходили. Клитемнестра видит, что снаружи двигаются какие-то