корабли выжидающе нависают над водой, словно морские птицы.

– Пришла в надежде на освежающий ветерок?

Она оборачивается. Одиссей тенью маячит позади, хотя она узнала бы его где угодно – эту расслабленную позу и голос с веселыми нотками. В руках он держит дорогой кубок, украшенный тускло поблескивающими в темноте камнями.

– И давно здесь так? – спрашивает она. – Без ветра.

– Со второго дня после нашего прибытия. Мы проснулись, а воздух стал таким тягучим, что мне показалось, будто у меня на шее сомкнулись пальцы мертвецов.

– Пока не вернется ветер, вы не сможете отплыть.

– Остается надеяться, что Борей вскоре осчастливит нас своим появлением.

Бог ветра, раздуватель парусов.

Какое-то время они стоят, молча уставившись в море. Сложно думать о чем-то в такой жаре.

– Как поживает Пенелопа? – спрашивает Клитемнестра.

– Твоя сестра в порядке. Умна и прекрасна, как и прежде. Я до сих пор не могу понять, как она согласилась выйти за меня.

Клитемнестра берет кубок у него из рук и отпивает вина.

– Теперь, когда ты ее оставил, она, пожалуй, скажет то же самое.

Одиссей пожимает плечами:

– Она будет править вместо меня. Итака осталась в самых надежных руках. Ты бы видела ее… Эта женщина знает больше тайн, чем все мои соглядатаи вместе взятые. – Он улыбается собственным мыслям. – Разумеется, она их не выдает. Молчит, как могила. Но я подозреваю, что люди повинуются ей именно потому, что знают – в любую секунду она сможет разрушить их жизнь, если захочет.

Кислое вино пощипывает язык, но она всё равно отпивает еще. Одиссей забирает свой кубок обратно.

– Боюсь, что если ты выпьешь мое вино, я перестану быть многоумным.

– Ну, теперь у Агамемнона есть другие мужи, чьим умам он доверяет, – отшучивается она. – Скоро тебя сместят.

– И кто же займет мое место? Диомед, который не отличит змею от ящерицы?

– Калхас.

– Ах, ну да, конечно, – смеется Одиссей. – Но твоему мужу скоро наскучат его мрачные предсказания. Вчера он посмотрел на какие-то овечьи кости и сообщил нам, что война продлится куда дольше, чем ожидается.

– А что говорят остальные?

– Большинство ему верит, для них он – глас богов. Другим, вроде Идоменея и Ахилла, хватает ума просто кивать, когда он говорит. Они понимают, что в каком-то смысле мы все в его власти. Что, если однажды он проснется и объявит всем, что боги гневаются именно из-за них?

– Ты думаешь Ахилл достоин моей дочери? – спрашивает она.

Он приглаживает волосы ладонью.

– Я бы сказал, да. Он молод, красив и, к несчастью для нас, добр сердцем.

– Не лучшее качество для войны.

– Но идеальное для брака.

Его слова плывут в тягучем воздухе, устремляясь к морю. Клитемнестра чувствует, что в них что-то скрыто; гнилой корешок, что прячется глубоко под землей. Она собирается попросить его рассказать больше, но в этот момент Одиссей разворачивается, собираясь уйти.

– Прошу прощения, но мне нужно спланировать кое-что по просьбе твоего супруга. Завтра сама увидишь.

Его крепкая фигура удаляется в сторону палаток и в конце концов исчезает, оставляя за собой лишь винный шлейф.

Клитемнестра входит в море. Вода плещется у икр, пальцы утопают в песке. Зайдя по колено, она задумывается о Елене и Касторе. Одна исчезла, другой мертв. Одна во вражеском городе, другой – в гробнице. Ее мать всегда говорила, что мертвые никогда не уходят насовсем. Иногда они наблюдают за нами, а иногда хотят нам что-то сказать. «Они могут таиться в деревьях, прятаться под корой, или в море, в каждой волне».

Клитемнестра стоит в теплой воде и надеется, что за ней кто-то наблюдает. Но волн нет, нет и шепотков. Она возвращается в шатер.

Ее будят рано утром. Леон осторожно трясет ее за плечо, и она, моргая, с трудом открывает глаза в темноте. Рассвет еще не наступил, она не проспала и трех часов.

– Одиссей зовет вас в свой шатер, – шепчет Леон.

Клитемнестра утирает лоб рукавом. Кругом всё та же тошнотворная влажность. Ветер не вернулся. Рядом с ней, тяжело вдыхая горячий воздух, спит Ифигения. Ночью она ворочалась во сне.

– Останься с ней, – отвечает она, вставая и разглаживая руками тунику.

– Я пойду с вами, госпожа. Снаружи есть еще стражники.

– Нет нужды.

– Я знаю. Но я не доверяю этому мужу.

Клитемнестра улыбается.

– Одиссей – мой старый друг. Веди меня к нему.

Все костры на берегу потухли. Некоторые воины устроились спать прямо на песке, надеясь хоть немного охладиться у воды. Никто не обращает на них внимания, прохладный песок заглушает звуки шагов. У шатра Одиссея дремлют трое стражников. Они и бровью не ведут, когда Клитемнестра проходит мимо них.

Одиссей вполне бодр: сидит за столом, на котором разложены какие-то карты. С ним в шатре еще двое мужей, на поясах у обоих висят кинжалы. Должно быть, они обсуждали тактику наступления.

– А вот и ты! – восклицает он при виде Клитемнестры. – Надеюсь, тебе удалось поспать. – Клитемнестра неопределенно пожимает плечами. Одиссей кивает в сторону Леона: – Зачем ты его привела?

– Это имеет какое-то значение? – спрашивает Клитемнестра. – Конечно, если ты не собираешься меня убить, а я надеюсь, что не собираешься.

В его глазах вспыхивает искра, подобная молнии, – мимолетная и яркая. Она исчезает так же быстро, как и появляется.

– Для меня это было бы слишком низко, – отвечает Одиссей.

– Ты бы и не справился, – добавляет она с улыбкой.

Он ухмыляется в ответ.

– Ты, наверное, задаешься вопросом, зачем я поднял тебя так рано. – Он указывает на свободное кресло, и она садится. Леон встает у нее за спиной, точно статуя. – Как ты знаешь, среди людей растет недовольство. Жара, нетерпение, стычки… – Одиссей взмахивает рукой.

– Ты ведь помнишь, что именно по этой причине нас сюда и позвали? Поднять боевой дух армии свадебным пиром.

– Да-да, – отвечает Одиссей. – Но Агамемнон испытывает затруднения с принятием некоторых сложных решений. Как ты сама вчера заметила, мы не можем отплыть без ветра.

– Почему бы вам не спросить совета у Калхаса? – саркастично спрашивает Клитемнестра. – У него определенно есть какое-нибудь божественное решение.

Одиссей едва заметно улыбается.

– Ты права. Оно у него есть.

– И какое же?

– Калхас говорит, что боги требуют жертву. Ты же знаешь, провидцы просто обожают кровь.

Клитемнестра смеется, но не может взять в толк, какое отношение это имеет к ней. Снаружи брезжит рассвет. Палатка уже начинает нагреваться.

– Знаешь, что сделал твой муж, чтобы заставить меня участвовать в этой войне? – спрашивает Одиссей, почесывая затылок. – Ты наверняка помнишь, что тогда в Спарте я не приносил той злосчастной клятвы.

– Я