Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почувствовав отказ родственной династии принять его с семьей в Англии, Николай стал просить Временное правительство отправить его с семьей в Ливадию, где был их фамильный дворец, но по предложению Керенского для Романовых был подобран удаленный от мира и железных дорог небольшой сибирский городок Тобольск, куда под покровом строжайшей секретности в середине августа и была отправлена вся царская семья.
Пока решалась судьба свергнутого монарха, находившегося в Ставке, в Петрограде происходили не менее тревожные события. Приехавшие рано утром в Петроград Гучков и Шульгин были встречены революционными толпами народа, и когда Гучков попытался сообщить им, что вместо отрекшегося от престола Николая на трон вступит его брат, великий князь Михаил Александрович, то он был тут же смят возмущенной толпой, и его с трудом удалось спасти от расправы. Идея сохранения монархии в России решительно отвергалась во всех слоях русского общества, и с этим устойчивым мнением приходилось считаться новому правительству, если оно хотело удержать в своих руках власть.
Временное правительство непрерывно заседало, так как навалившиеся на них проблемы во внутренней жизни нуждались в незамедлительном разрешении новых властей, к тому же шла война, и нужно было четко определиться — какую позицию займет в ней правительство, возглавляемое князем Львовым. Акт об отречении императора Временным правительством был получен в 3 часа утра 3 марта[513], но и после продолжительного заседания министры не знали, как поступить с царской властью в России. Большинство из них склонялось к мысли об ее упразднении, так как все здравствующие лица из дома Романовых скомпрометировали себя в глазах народа, и ни к одному из них не было доверия и признания в обществе. Все великие князья на государственном поприще думали только об увеличении своих богатств и меньше всего — об укреплении царской власти в России. Их всех можно было обвинить в раздвоении чувств любви к России и к Германии, и эта двойственность чувств и взглядов, за которыми следовали дела и поступки, не могла быть терпима в стране, когда велась война. В Великобритании накануне Второй мировой войны король Эдуард VIII тоже испытывал раздвоение чувств и симпатизировал Гитлеру, но британская знать посчитала это немыслимым легкомыслием, несовместимым с пребыванием на троне, и отстранила его от власти. В России прусское окружение царя поддерживало влечение великих князей к германским корням и поощряло их дела, направленные на приумножение могущества Германской империи за счет ослабления России.
Князь Львов больше всех знал о вкладе каждого члена дома Романовых на поприще ведущейся войны, и он не мог никого отметить, кто заслуживал бы одобрения общества и народа. Великий князь Михаил Александрович, кому отрекшийся от престола царь отдавал корону, не внушал доверия, и новое правительство боялось связывать с ним свою судьбу. Не сумев принять решения, все члены правительства во главе с князем Львовым и председателем Государственной думы Родзянко в 10 часов утра приехали на квартиру к князю Путятину, где находился великий князь Михаил Александрович. Здесь снова шли горячие прения о судьбе царской династии, к которым присоединились приехавшие Гучков и Шульгин. Они уравняли сторонников сохранения царской власти в России с ее противниками, и последнее решающее слово оставалось за великим князем Михаилом Александровичем.
Керенский, в свойственной ему патетической манере, советовал Михаилу отказаться от своих прав на престол, в противном случае министр юстиции не мог поручиться за его жизнь. Гучков пытался влиять на Михаила в обратном направлении, призывая его к «патриотическому мужеству» и к выступлению в качестве «национального вождя». Милюков предлагал Михаилу бежать в Москву и оттуда начать действия против революционного Петрограда. «Вне Петрограда есть полная возможность собрать военную силу…» — говорил он. Члены Временного правительства и Временного комитета в вопросе о переходе власти к новому императору Михаилу II разошлись до такой степени, что Милюков и Гучков, в случае отклонения их требований, грозили отставкой[514].
Великий князь колебался. Он имел «все данные быть хорошим конституционным монархом, но только в устоявшемся государстве с твердым и хорошо налаженным аппаратом власти — таковым он мог казаться в качестве претендента на престол»[515]. Слишком велика была ответственность: страна воевала, и в ней бушевала революция, и для многих в то время судьба и будущее России было покрыто мраком и неизвестностью. Родзянко, уже хорошо узнавший Михаила за несколько дней общения с ним, не видел в нем силы и энергии, его пугало повторение безволия во власти. Медлил и сомневался сам Михаил. Всем присутствующим было видно, что перед ними человек, с которым утрачиваются надежды на сохранение монархии в России.
Князь Львов, как и другие члены правительства, заметил сомнения и неготовность великого князя взвалить на свои плечи судьбу короны и империи, и он, вместе с Родзянко и Керенским, удалился в отдельную комнату для личной беседы с Михаилом Александровичем. В этом узком кругу и состоялось согласие великого князя Михаила Александровича не принимать престол и оставить решение о судьбе монархии в России в компетенции Временного правительства. В 13 часов, обращаясь ко всем членам правительства, Михаил Александрович сказал, что «благо России является для великого князя решающим обстоятельством, и это благо, по-видимому, лучше обеспечивается его отречением, что он отрекается, передавая верховные права правительству, назначенному Государственной думой»[516].
Самодержавие кануло в лету без борьбы и без сопротивления, хотя оно укреплялось в России более 300 лет. На стороне правительства и царя не было ни одной законодательной палаты, ни одного сословия, ни одной партии, кроме безнадежно и быстро тающей группы крайних правых партий, ни одного органа печати, ни одной общественной организации, кроме окончательно себя дискредитировавших союзов, именуемых монархическими, но менее всего служивших интересам монархии. Другого примера такой изолированности, такого отсутствия политических устоев и опор история нам не представляет; везде в момент наступления великих событий и переворотов старая власть имела за собой часть учреждений, часть населения, которые поддерживали широко распространенные настроения и традиции.
Вместе с гибелью монархии погибал целый класс богатых людей в России, кто веками укреплял самодержавие в Русской империи. Возмездие и справедливость наказало и обрусевших немцев, и коренных русских за измену России. Знаменитые и богатые прусско-немецкие фамилии, такие, как Бенкендорфы, Гессены, Дрентельны, Мейендорфы, Адлерберги, Ренненкампфы, Рихтеры, Фредериксы и тысячи других именитых семей, заслужившие на службе русским царям почести и славу и одинаково известные как России, так и в Германии, должны были покинуть русскую землю и искать себе спасения и пристанища уже в других государствах Европы, но не на своей исторической родине, где их, вместе крушением монархии, никто не ждал и не мог защитить от преследования победителей за совершенные ими преступления в войне. Печальна была судьба и знатных русских семей: Голицыных, Долгоруких, Вяземских, Оболенских, Мещерских, Белосельских, Орловых, Путиловых, Богдановых, Рябушинских и многих тысяч других известных в России дворянских и купеческих фамилий, которые вынуждены были бежать из родных очагов в европейские столицы, чтобы спасти свою жизнь от жестокости революционеров и революции. Все они не справились с управлением страной в тяжелые годы войны и без борьбы отдали своего монарха Николая II в руки чуждого племени пруссаков и немцев, и потому они должны были сойти с исторической сцены, как сходили до них в века далекие и прошлые другие династии и классы, переставшие самозабвенно и верно служить своему монарху, народу и Отечеству.