недавнего времени. Было уже девять вечера. В этот час всегда показывают мое любимое шоу, то, где Гарри Джексон рассказывает забавные вещи, подшучивает над зрителями в студии и все такое. Затем у меня закружилась голова, стало трудно дышать, перед глазами поплыл туман и, пожалуй, на этом для меня телепередача закончилась. Кстати, Фред. Какой банк ты грабил?

— На Оук-стрит. Там квартал потише, да и от полицейского участка подальше. А зачем тебе?

— Я прекрасно знаю этот банк, — внутри Густава зародилось тревожное волнение. — И теперь, мне кажется, Фред, что я здесь не случайно. Я должен покончить с этим.

— Я не понимаю, о чем ты таком твердишь?

— Ты не забыл, что ты сделал тогда, Фред? Два месяца назад… — в хриплом голосе Густава заиграли угрожающие нотки.

— Два месяца… — задумчиво повторил за ним Фред и приподнялся с колен, все еще крепко удерживая светлячка в своих цепких объятиях. — Но я не понимаю тебя!

— Первой пулей ты пристрелил охранника банка, а второй ранил кассиршу, которая хотела нажать кнопку тревоги под столом.

— Это их работа, и работа эта подразумевает риски. Каждый день погибают военные, полицейские, охранники банка. Откуда тебе известно? Из газет или вечерних новостей? Ну, конечно!

— Его звали Джон Маршал, — продолжал Густав, глядя Фреду в лицо. — У него остались двое детей семи и четырех лет. А как ты держал у виска маленькой девочки свой поганый пистолет. Помнишь? Как ты одним ударом наотмашь уложил на пол слабого старика, что пытался вырвать ее из твоих рук? Все повторяется снова, Фред, только теперь в твоих руках и моя жизнь. Она светится ярким синим светом в твоей темнице.

— Ты? — наконец просветлел Фред. — Тот старый неудачник, что бросился на меня с кулаками ты, Густав? Ха-ха! Вот так дела! Теперь я с тобой полностью согласен, что встреча наша не случайна. Возможно даже, что мы сейчас там с тобой дрыхнем в соседних палатах. Представляешь? — колкий взгляд Фреда стал еще более острым и жадным, а голос приторным, наполненным злой иронией. — А та девчушка, наверное, твоя внучка? Ей повезло ускользнуть от меня, когда я отвлекся на полицейских. Она ведь жива, не так ли? Жива?

— С ней все в порядке, — холодным тоном ответил Густав. — Ты же на самом деле не собирался причинить ей боль? Да?

— Судьба решает кому жить, а кому умереть, — неопределенно ответил Фред. — Но такой расклад работает только там, наверху. Здесь же, — он опустил глаза к своим сжатым в круг ладоням, — что-то и я могу, не правда ли? Вот только зачем нам ссориться? Попробуем найти выход вместе? Мне нужно выбраться отсюда живым, — вдруг злобно бросил он. — Мой отец в инвалидном кресле и уже никогда не поднимется на ноги. Кроме меня у него никого нет, если не считать тех свиней в халатах, что скрывают одну лишь грязь за личиной светлейших работников по уходу за престарелыми. Я должен выйти из комы, чтобы подписать кое-какие документы и перевести отца в другое место. Моя доля у Дика. Мне хватит денег, чтобы пристроить отца. А мой адвокат поможет мне с этим. Ну так как? По рукам?

— Я бы и вдарил по рукам, да только перед этим тебе придется отпустить на волю светляка. Ты готов пойти на это?

— Ну уж нет. Лишь образно выражаясь…

— Я не верю тебе, Фред. Ты задумал обмен, так на кой тебе я? Твое коварство не умещается даже за горкой угля, настолько оно велико.

— Только в отношении этой сияющей букашки, — и он потряс руками в воздухе, будто рассчитывал в ответ услышать звон ударяющихся монет. — На счет тебя все серьезно. Я прощаю тебе нашу общую историю и предлагаю забыть старые обиды. А для Джона Маршала мы все равно уже не сможем ничего изменить.

— Прежде чем я сделаю вид, что поверил в твою ложь, скажи мне. Почему тебя до сих пор не прикончил привратник? И что ему помешало прийти сюда вслед за мной, чтобы расправиться с обоими?

— Не поверишь, — ухмыльнулся Фред из своего укрытия. — Вещи. Простые вещи из наших воспоминаний. Те, что нам дороги. Например, когда я бродил по этажам, то часто натыкался на знакомые мне предметы. Однажды я нашел свои старые джинсы на спинке проржавевшей кровати. В них я обчистил маленький продуктовый магазинчик на обочине дороги, расположенный в ста шагах от Риданского моста. Это было мое первое идеальное ограбление. Затем на глаза мне попалась шляпа Дика. В тот момент я верно подметил, что в этой шляпе не хватает дырки от пули. И я расхохотался, чем привлек внимание привратника. Эта тварь погналась за мной, и я от страха обронил головной убор Дика. Я бежал по коридору, но затем почувствовал, что привратник больше не преследует меня. И тогда я обернулся. Он стоял рядом со шляпой, топтался на месте. Потом нырнул в темноту. Тогда я удивился и сразу не понял, что к чему. Со временем я обнаружил эту закономерность и когда исследовал больницу, брал с собой какую-нибудь вещь из тех, что периодически попадались мне на пути. Здесь я нашел инвалидное кресло своего отца и перегородил им вход в котельную. Это было последнее место из которого нет выхода. И я остался тут, сходя с ума. Пока не появился ты. И раз ты остался жив, значит ты обвел привратника вокруг пальца так же, как это удавалось мне. Что ты нашел здесь, Густав? Маленькие трусики своей внучки? — и он разразился долгим тихим смешком.

— Отпусти светляка, Фред, — с тяжелым вздохом проговорил Густав и вдруг с обреченным видом уселся у подножия угольной пирамидки спиной к Фреду.

— Нет, старик. Извини.

В этот момент раздался какой-то грохот в отдалении. Эдакий надрывный, металлический гул, будто ударили в колокол глубоко под землей.

— Что это было? Ты слышал? — перестав смеяться, взволнованно спросил Фред. — Трубы? Да? Так гремят трубы? Перепад давления иногда случается, и тогда происходит такой шум…

— Нет, Фред, это не трубы.

— Нет? Что тогда?

— Потерпи минуту.

И тут до Фреда наконец дошло.

— Ты! Ты! — в бессильной злобе прошипел он сквозь сомкнутые зубы. — Сдвинул с прохода мое кресло? Что ты наделал! Ты покойник! Мертвец! Мы оба!

Его последнее слово заглушил все тот же гогот, который уже слышал Густав наверху, похожий на смех гиены. Этот крик доносился совсем близко, из коридора. Фред подскочил с места и со страха разжал ладони. Светляк радостно вспорхнул вверх. Теперь он был исполнен изумрудных тонов, похожий на светящийся драгоценный камень. Он сделал несколько небольших кругов