Лейла боялась, как бы Милида не сделала что-то плохое Асиат, ей и в голову не приходило, что пострадает она сама.

Асиат быстро шла на поправку, но, боясь, что девушка раньше времени начнет нагружать руки, Стрия все равно давала ей какое-то снадобье, чтобы та спала. Лейла почти неотлучно находилась при подруге. Милида вела себя спокойно и ничего плохого Асиат не делала, только недобро косилась на персиянку.

Чтобы не терять время даром, Лейла прямо в шатре целыми днями тренировала руки и ноги. Однажды за этим занятием ее застал Скопасис, зашедший проведать царскую дочь.

Асиат спала, Милида отправилась куда-то по своим делам, в шатре было тихо и полутемно. Лейла стояла спиной ко входу, уже привычно зажав ногами камень и одновременно натянув тетиву лука. У нее еще не получалось натягивать в полную силу до мочки уха, рука дрожала, но девушка не сдавалась. Раз за разом она тянула тугую тетиву и отпускала ее, с удовольствием прислушиваясь. Теньканье получалось вполне мелодичным. Оставалось только натянуть и отпустить полностью быстро-быстро пять раз подряд. Пока удавалось лишь три и только до щеки, а не до уха, как делали все амазонки.

Тетива тенькнула в третий раз, а у Лейлы хватило сил натянуть еще раз и почти как надо. Незаметно для самой себя она наклонила голову вперед, и большой палец правой руки, с трудом удерживающий тетиву коснулся наконец уха, как вдруг сзади раздался насмешливый голос:

– Э нет! Так не пойдет!

От неожиданности ойкнув, Лейла выпустила зажатый камень, и тот грохнулся оземь. Хорошо, что на тетиве не было стрелы…

У входа в шатер стоял Скопасис и смеясь качал головой:

– Ты к луку не наклоняйся, будь на тетиве стрела, давно бы себе опереньем щеку ободрала!

Смущенная Лейла старалась не обращать внимания на боль в ушибленной ноге, но саму ступню поджала. Это, видно, заметил царь, покосился на ступню персиянки и снова покачал головой:

– Сходи к Стрие, пусть посмотрит.

– Да нет… я ничего… – Лейле совсем не хотелось выглядеть перед Скопасисом слабой, ведь она видела, какие раны у него самого. Таких от простой царапины не бывает, сразу видно, что получены в бою!

Царь с укоризной покачал головой:

– Иди, иди… Я побуду с Асиат.

По ноге Лейлы и впрямь текла кровь. Но персиянку смущало не это, а то, что надо снять тетиву лука, ведь надеть ее снова девушка не смогла бы. Как об этом догадался Скопасис, неизвестно, но он протянул руку:

– Давай свой лук и иди к Стрие. Вернешься, отдам!

Окончательно растерянная девушка попыталась ногой отодвинуть камень в сторону, чтобы не валялся на дороге.

– Оставь, пусть лежит! Это тебя амазонки заставляют так развивать ноги?

Лейле вдруг стало обидно за амазонок:

– Почему заставляют? Я сама стараюсь!

Глаза царя смеялись.

– Молодец! Иди!

Глядя вслед слегка прихрамывающей девушке, он покачал головой. Надо же, ойранка, а как старается стать амазонкой! Конечно, до настоящей всадницы ей очень далеко, все же девушки учатся всему с детства, но при таком стремлении эта упрямица многого добьется!

Из угла вдруг раздался тихий смех Асиат:

– Видишь, как старается?

– Ты не спишь?

– Нет, – улыбнулась скифу амазонка. – Лейла молодец, весь день держит камень ногами и натягивает тетиву! Знаешь, она много лучше той же Милиды! И станет амазонкой!

– Я не спорю. А Милида разве амазонка?

– Нет, конечно! Только себя и знает! Ты следи за ней.

– За ней давно следят, Асиат, я сразу не поверил вдове Марсагета, уж слишком она любит все чужое. Но Милида сейчас занимается только соблазнением мужчин.

Царь тут же пожалел, что сказал такое. Лицо Асиат омрачилось, ведь одним из первых, кого соблазнила вдова, был Аморг. Скопасис сжал руку девушки:

– Асиат, послушай меня. Не верь этой змее, Аморгу она не нужна.

Асиат резко отвернулась, губы ее дрогнули.

– Но ведь он избегает меня…

– Ты уверена? По-моему, ходит кругами вокруг шатра, но не решается зайти, ведь здесь эта змея…

Асиат поразилась тому, что Скопасис так много замечает, ей всегда казалось, что младший царь просто не догадывается, что на свете есть любовь. А он все видит и все понимает… От этого сознания стало вдруг очень тепло, словно нашелся еще один друг. Мать умерла при родах, девочка никогда ее не видела, говорить с отцом обо всем не будешь, да у него и другие жены есть. А тут вдруг умный, сильный и такой понимающий Скопасис… Асиат чуть позавидовала той, которую все же полюбит царь. Все знали, что пока сердце Скопасиса свободно.

Скифы по-прежнему не давали покоя ойранскому войску, избегая сражений, но все яснее становилось, что близок день, когда биться придется. К этому готовились все, росли горы стрел, подновлялись мечи, копья, приводилась в порядок сбруя. Особое внимание уделяли лошадям, ведь больной конь в бою – это гибель хозяина. И тренировали, тренировали, тренировали руки и глаза.

О Милиде, казалось, забыли, но она хорошо понимала, что за ней все время есть пригляд. Сам Скопасис не сходил с коня, то уезжая со своими воинами теребить врагов, то объезжать отряды, то просто на разведку. Однажды Лейла услышала, как воины качали головами: если бы царь подвешивал все полотенца из голов убитых врагов, то его лошади не было бы видно! Почему-то персиянка испытала гордость за такого смелого и умного воина, точно Скопасис был ей чем-то ближе остальных.

Сама Лейла старалась, как никогда, ей очень хотелось удивить младшего царя умением натягивать тетиву уже безо всяких послаблений. Не получалось только надевать тетиву на налучье, но это умели даже не все мужчины! Асиат обещала показать маленькую хитрость, но она лежит больная…

После той встречи в царском шатре персиянка стала чаще приглядываться к Скопасису. Ей и раньше очень нравился красавец с пронзительно-синими умными глазами и заразительным смехом, лучше его мало кто держался в седле, стрелял или метал копье, с ним считались все, и старший царь тоже. Но Скопасис царь, а потому даже в мыслях недостижим для Лейлы, девушка не забывала, кто она. Но не смотреть не могла, и в мысли синеглазый скиф проникал все чаще. Особенно сладко было вспоминать, как он добродушно смеялся в шатре, увидев старания научиться владеть луком.

Лейла не глупа, она понимала, что Скопасис доброжелателен ко многим, кроме, пожалуй, Милиды. Понимала и то, что ничего особенного царь не сказал, и приходил вовсе не к ней, но сердце все равно сладко замирало при виде стройной сильной фигуры воина. Это было совсем не так, как с Сагиром. Сармат просто возбуждал ее, но мечтать о нем не хотелось, а теперь она подолгу не могла заснуть.

– Царь, уходить дальше некуда. Бой давать придется.

– А кто сказал, что мы бегаем? Мы просто пасем свой скот, а где… Кто волен нам указывать? Это глупый Дарий зачем-то мотается со своим войском по нашим следам, словно в степи места мало! – Глаза Антира светились насмешкой. И вдруг он стал совершенно серьезен. – Давать бой значит положить жизни многих и многих скифов и сарматов, будинов и гелонов. Я не хочу этого! Пока подрастут новые сыны, мы будем слабыми, а слабого сможет взять каждый, не только Дурий царь…