Он не помнил лица Николь, но так много думал о ней, что чувствовал, что хорошо уже знает ее, чувствует трепет ее души.

Невольное сравнение с Зиной было ужасным – Зинаида казалась безмозглой течной сукой, которой все равно, кому подставляться. И еще многие девушки вспоминались манерными и похотливыми. С Николь же все было необычно – он ей нравился, она ему тоже, а между ними все осталось красиво. Не разменялись.

Можно было бы написать письмо, ссыльным не запрещалось писать письма, но он не представлял, что можно написать. Все-таки она француженка… Однажды они выпивали в Интерклубе с французским капитаном и его помощником. Сан Саныч выучил слова «камерад», «ляфам», «шампань» и «амор», а французы слово «товарищ» и еще два матерных, которыми можно было выразить все. Выпили много и расстались друзьями… Но те французы были другими, французскими французами, а Николь уже наша. И по-русски говорит так, что не отличишь, и живет в рыбачьем поселке Дорофеевский.

Эта мысль волновала больше всего… До Дудинки можно было добраться на самолете, а вот дальше… километров триста пятьдесят… на оленях или собаках. Сан Саныч вздыхал, кусал угол подушки и клял заполярную ночь с ее собачьими морозами и черной пургой по нескольку дней.

За нетолстой стеной караванки заскрипели чьи-то шаги. Человек шел уверенно, поздоровался с кем-то громко, заговорил, Сан Саныч встал с кровати, поправил одеяло и открыл дверь в свою комнату.

– Здорово, чертяка! – в караванку в собачьих унтах и лохматой, белой от инея ушанке вваливался Серега Плотников.

– Здорово! – обрадовался Белов, и они крепко обнялись.

Изо всех карманов меховой летной куртки у Сереги торчало. Два коньяка на стол встали, шоколадка, банка американской ветчины, еще что-то. Серега был одноклассник. Они даже на фронт удирали вместе, а потом вместе собирались в речной техникум.

– Надолго?! Полярная авиация! – Белов опять схватил друга за куртку и развернул к себе.

– Да не тряси так, на два дня… Год почти не был, а тебя сразу нашел, даже не спрашивал никого! – он снял куртку. – Но Игарка-то, а?! Настроили! Новый город уже больше Старого! Театр! Автобус ходит! Нигде на Северах такого нет!

– Пятьсот третья строит, я к ним прикомандирован.

– Хорошо платят?

– Нормально!

Они врезали сразу по полстакана и вскоре веселые горланили на весь кубрик. Плотников усы отпустил и заматерел за последний год, а глаза такие же веселые, жениться он и не собирался. Гордо рассказывал про полярную работу – за два года работы у него уже были три вынужденные посадки – одна в торосы на море. Серега выглядел героем, с высоты своих полетов посматривал на товарища.

– Как у вас с Зинаидой? – спросил, обстукивая сургуч с коньячной головки. – Детей нет еще?

Сан Саныч видел, что Серега спрашивает просто так, но задумался. Взял свой стакан:

– Не женись, Плотников!

– Эт точно! – легко согласился Сергей, и они чокнулись.

– Зинка недавно призналась, что аборт сделала, а мне все равно. Честное слово. Вообще не знаю, зачем она мне.

– А что, готовит плохо?

– Да нет, почему? Готовит… – Сан Саныч думал, что сказать. – Что-то неприятное от нее. Как будто не родня мы никакая, а так… Я после Нового года дома раза три ночевал.

– Так и не работает?

– Нет.

– А чего делает?

– Да хер знает! Учится вроде, с матерью чего-то там колготят по торговле, я не лезу. У нее мать всю жизнь торгашка, всех тут знает.

– Ты, Сан Саныч, чего такой простой-то? У тебя квартира, зарплата вон какая! Да тебя еще и нет никогда! Гони ее на хрен!

– Не могу я… – Белов сморщился брезгливо. Он чувствовал, что пьянеет. – Меня, когда орденом награждали, приняли кандидатом в члены партии – вроде так надо было. А партийному разводиться нельзя!

– Разводиться-то можно, но из капитанов могут турнуть! Вот если ты ее застукаешь! – Сергей закурил папиросу.

– Налей, что ли, – попросил Сан Саныч.

Выпили. Закуски больше не было. За стеной негромко разговаривали мужики. Ужинали.

– У нее в госбезопасности знакомый! Начальник районного управления…

– Ну и что? Это не их дело! У нас до войны начальником полярной авиации был Марк Иванович Шевелев – ни одного летчика им не отдал! Нет и все! И ничего они не смогли!

– Он меня на Новый год прямо предупредил, чтоб я… не касался ее! – Белову стало совсем стыдно, он зло запнулся и встал. – Пойду закуски возьму…

– Да не надо, тут осталось-то… А чего он лезет?

Сан Саныч не стал объяснять, почему боится эмгэбэшника и не ночует дома. Он и сам этого не знал. Дело было не в нем, а в Зинке. Сел на свое место:

– По радио сегодня передавали: американцы машину придумали, которая считает быстрее, чем сто человек! А тут с бабой не разберешься!

– Электронно-вычислительная машина, – со знанием дела поправил Сергей, – их давно придумали, я в «Технике – молодежи» читал. У нас своя ЭВМ тоже есть, скоро самолеты вслепую полетят, машина сама будет курс считать!

Сан Саныч пошел провожать Плотникова до общежития и там свернул домой. Спьяну захотелось посмотреть в глаза Зинаиде.

Она словно ждала, поднесла стопку, кормила и шутила над тем, как он напился. Такая ласковая была, что пьяный и благодарный Сан Саныч чуть не предложил ей развестись.

И спали, как в медовый месяц! Утром Белов проснулся от запаха жареной картошки.

– Ты со мной по-человечески, и я с тобой по-человечески! – улыбалась Зинаида, нарезая хлеб.

– Чего это? – щурился Белов недоспавшим глазом.

– Анекдот смешной… Мужику одному жена надоела – неряха, не готовит ему, он и думает, как бы от нее избавиться… Убить не убьешь, выгнать не за что!

Сан Саныч не без удивления слушал жену.

– Ему мужики и говорят: ты, Петька, ее ночью замучай этим делом насмерть! – Зинаида озорно стрельнула глазами. – Ну он всю ночь ее… того! Утюжил! Утром встает еле живой, а она причесана, халатик новый надела и еды всякой наготовила. Он глазам не верит, а она: ты со мной по-человечески, и я с тобой! – Зинаида радостно захохотала, запрокидывая голову.

Белов малость смутился, припоминая ночь. Что-то такое, даже и чувства такие, как в анекдоте, у него были.

– Садись, Санечка! Борща сегодня сварю украинского. С пампушками твоими любимыми. Мама муки белой достала.

Сан Саныч надел бушлат на голое тело и пошел в уборную. Когда вернулся, на аккуратно заправленной кровати специально для него было раскинуто длинное темно-зеленое пальто с пышным воротником из чернобурки. Белов даже чуть растерялся недовольно – откуда у нее столько денег… Сел за стол.

– Похмелишься?