Распахнув руки, к нему спешил невысокий человек в хорошем пальто нараспашку и дорогом костюме. Белов не узнавал.

– Я – Николай! Мишарин! Из Ермаково!

Сан Саныч уже и видел, что перед ним Николай, а смотрел с недоверием. Совсем недавно скуластое и чубастое, с огнем в глазах, лицо архитектора-отличника было теперь крепко припухшим, да и сам он слегка округлился и стал похож на директора продбазы. Пьет! – вспомнил Белов предупреждение майора Клигмана.

– Коля, тебя не узнать!

– Да?! – Николай и сейчас был слегка выпивший. – Пойдем со мной! Как я тебе рад!

Радости, однако, в Мишарине было немного, но больше чего-то жалкого и лихорадочного, он клещом вцепился в рукав Сан Саныча и потянул за собой.

– Идем, мы с тобой миллион лет не виделись, а я думал о тебе! – он вдруг остановился, с удивлением рассматривая Белова. – И года не прошло, а столько всего… Я тогда даже курить не умел! Нам сюда! – Николай стал подниматься по ступеням к высоким дверям. – Здесь ресторан.

– Погоди! – Белов остановился, раздумывая. Ему и в ресторан хотелось, и посидеть с московским архитектором, но выглядел тот странно.

– Сан Саныч, ты что?! Я приглашаю! Расскажешь, как плавал! Это очень хороший ресторан!

Дверь открылась, швейцар в униформе и фуражке почтительно склонил голову.

– Николай Александрович! Молодые люди! Прошу!

Они вошли. Белов не знал этого заведения. Несколько небольших залов с высокими потолками, дорогая мебель, ковры, гардины – все как в музее, старинное и уютное. Было еще рано для ужина и пусто, их провели в отдельный кабинет, обитый бархатом, с картинами на стенах.

Подошел официант, почтительно поздоровался с Николаем, как со старым знакомым. Мишарин, не глядя в меню, назвал блюда.

– Водка или коньяк? – спросил Белова.

Тот пожал плечами.

– КВВК! Семьсот пятьдесят! – приказал архитектор.

– Так точно, Николай Александрович, принесу сразу. Лимончик и шоколад, как всегда?

– Что за ресторан? – наклонился к Мишарину Белов, когда официант прикрыл дверь.

– А-а-а, – небрежно скривился Николай. – Закрытый, видишь, даже вывески нет, для… – Он постучал пальцем себе по плечу.

– А ты как здесь?

– Как? Я тоже… сотрудник МВД. Клигман как-то привел, в командировке были осенью… Ты лучше расскажи, где летом был? Я тебя ни разу не видел, в зоне все время сижу, как урка! Ну?!

Глаз Мишарина блестел нервно. Сан Саныч хорошо видел, что спрашивает Николай просто так, сам нервно озирается и ждет коньяка.

– Работа как работа… на низа сходили… почти до Диксона. Ты-то как?

Официант внес графин.

– Я? – Николай сам разлил коньяк и поднял рюмку. – Ну, давай!

Они выпили. Мишарин посидел, прислушиваясь к коньяку внутри, еще налил и, не дожидаясь Белова, выпил. Крякнул довольно и достал папиросы «Казбек».

– Ты что здесь делаешь? – Сан Саныч тоже хлопнул свою рюмку.

– Домой еду, никак не доеду! – видно было, что Николая отпускало, щеки раскраснелись, он начал улыбаться. – Вторую неделю тут. Хороший кабак, да? Девочки есть, ты как? Можно вызвать. – Он кивнул в сторону официанта.

– Я – нет, – нахмурился Белов. – Лучше о работе расскажи. Настроил яслей?

– А-а-а… – Николай с досадой выдыхал дым папиросы. – Им мои мозги без надобности! Им – давай, давай! Побольше! Квадратные метры! А как там жить – никого не волнует! Клигман, – он согнулся к Белову и зашептал, – так и сказал: «Не выпендривайтесь вы, Коля, все это ненадолго!» Он не верит, что это кому-то нужно! Представляешь?! Встает по склянке вместе с зэками в шесть утра, ложится после полуночи, не пьет… а не верит! Мы с ним в одной комнате жили.

Принесли закуски. Выпили, и Николай жадно навалился на еду, да и Сан Саныч не отставал – с утра ничего не ел.

– Ты видел улицу Енисейская?

Белов не помнил.

– Она в Ермаково одна такая – шесть домов из бруса барачного типа, но все дома разные…

– Ну-ну, видел, – вспомнил Белов.

– Это единственное, что я успел сделать. Первая же комиссия насчитала страшный перерасход материалов и занижение квадратных метров – у меня из зарплаты до сих пор удерживают. Пройдет время, эти дома образцами северной архитектуры будут. За них и сняли из начальников. Замом сейчас тружусь, денег все равно полно, да неинтересно мне… У них и детсад на барак похож! – Он помолчал, дожевывая. – Короче, думал, еду на стройку будущего, а тут… Да ты и сам все видишь!

– Я – нет… мне моя работа нравится… и стройка! – Сан Саныч слушал его с удивлением.

– У тебя на корабле зэки есть?

– Нет.

– Хо, а как же ты? – Николай искренне вытаращил глаза. – Где людей берешь?!

– У меня ссыльные есть…

Николай склонился и заговорил очень тихо:

– У нас на «пятьсот третьей» будет заложено больше ста лагерей! Это по плану!

– А что такого? Большая стройка…

– Да? – Мишарин задумался над его словами, хотел возразить, но промолчал. – Ладно, давай махнем, друг, проблем там больше, чем мы думаем.

Принесли горячий шашлык на большом блюде. Со свежими овощами. Белов смотрел на всю эту роскошь с удивлением и испугом, сколько это может стоить. Но еще больше удивлялся, как изменился Мишарин. Огрубел неприятно, ел много и жадно. В нем совсем не осталось прежнего задора.

– Ешь, шашлык здесь отменный! – Николай, жуя, достал новую папиросу. – Я три месяца уже в зоне работаю, там сделали проектное бюро. Каждое утро хожу через вахту первого лагеря.

Белов ел шашлык, подошел официант, показал глазами на графин, в котором осталось на дне. Мишарин кивнул, затянулся папиросой и продолжил:

– Знаешь, почему бюро в зоне сделали?

Белов покачал головой.

– На воле проектировщиков даже за большие деньги не смогли набрать. А по лагерям их много, да все с пятьдесят восьмой статьей… короче, создали шарашку прямо в зоне, они там сидят, там же и работают. А я к ним хожу – нас на все бюро только двое вольных.

Мишарин пил и почти не пьянел. Говорил негромко, чуть тревожно, иногда склонялся и шептал одними губами. Руки все время были в нервном движении – брали еду, папиросу, рюмку, взгляд же словно застыл на чем-то внутреннем:

– Двенадцать заключенных в бюро – и никто, никто не виноват. Ты думаешь, я их защищаю? Нет. Там разные, есть и очень неприятные люди, а виноватых – никого! У одного отец был известный архитектор, у них квартира была хорошая. Его обвинили в недоносительстве на покойного уже отца! И посадили! Жену с детьми выселили как членов семьи. Сейчас в этой квартире один очень известный человек живет… – он потыкал пальцем в потолок.