Размышления Франца прервались, когда прервался его путь вдоль Скучающей аллеи, по которой он наматывал уже четвертый круг, ища сам не зная что, да что‐то. Здесь заканчивались бедные скромные столы с навесами и начинались огромные шатры из бархата с шифоном, из прорезей в которых сочилось таинственное мерцание. Вспомнив, что Джек просил поспрашивать о Ламмасе, да и Франц еще не все деньги на барахло спустил, Франц нырнул в тот шатер, что казался ему мрачнее прочих: с козьими черепами на шестах и вышивкой красных маков. Правда, долго Франц там не задержался.

– Ламмас? Ты про Улыбающегося человека? – уточнила одноглазая мамбо с бусами из дерева туласи и курительной трубкой во рту, коптящей горькой толокнянкой. На алтаре под куполом стояла початая бутылка рома и рагу с острым перцем, а на столике, на который она опиралась локтями, возвышались мази, капли и хрустальные горшки для целебных ритуалов. – Хм, да, захаживал такой намедни, парочку снадобий просил, какими обычно язвы мажут, а взамен дал…

Франц только успел обрадоваться, что наконец‐то раздобыл хоть что‐то дельное, как мамбо вдруг подавилась, да так сильно, что трубка выскочила у нее изо рта. По столу рассыпались табак и капли свежей крови, потекшей по серпу морщинистого рта.

– Черт, совсем забыла. Дрянные цветы… Уходи-ка, вампир! – выдавила она, хватаясь за шелковый платок. – Ничего не знаю, ничем не помогу. Прочь!

Франца вытолкнуло из шатра против его воли – призванные бабкой лоа помогли или кто похуже. Он разглядел только костлявые руки, схватившие его, как марионетку, а уже в следующую секунду Франца, летящего вперед носом, поймала взвизгнувшая толпа прохожих.

Значит, Джек был прав? Кто‐то из жителей добровольно помогает Ламмасу? От этой мысли, что они смеют играть врагу на пользу после всего, что Джек для них сделал, Франц испытал острое желание вернуться в тот шатер и продолжать расспрашивать старуху до тех пор, пока она не выплюет заодно с кровью все внутренности. Помня, однако, завет не лезть на рожон, Франц только зашипел сквозь сжатые клыки и отряхнулся.

– Эй, чувак! Смотри, куда идешь.

Высокий мужчина бесцеремонно вонзился Францу в спину, будто обойти его не смог, хотя толпа вокруг шатра из-за переполоха расступилась. От толчка все накупленное посыпалось у него из карманов. Заведенный и трещащий от напряжения, как электрическая катушка, Франц развернулся с плохо скрываемым намерением это напряжение выплеснуть.

И оказался лицом к лицу с синюшным раздутым трупом.

– Что за…

На секунду Франц решил, что это просто гуль, который вовремя не удовлетворил потребность в плоти, – они всегда начинали разлагаться сами, если не съедали что‐то разложившееся хотя бы несколько раз в месяц, – но затем присмотрелся повнимательнее. Нет, это определенно был не гуль и даже не восстанец, как называли мамбо тех, кого сами же подняли из могилы в качестве прислуги с помощью своих плетеных кукол. У первых никогда не мутнела радужка, а вторые всегда были отмечены веве и обшиты под кожей нитями, освященными в земле из их могил. Перед Францем стоял самый настоящий труп, обычный, никак иначе: каштановые волосы лезли клоками на висках, черты лица растеклись киселем, губчатая кожа покрылась пятнами, широкие плечи странно ссутулились, в то время как отекшая шея проваливалась между ними. Прямо через нее, за безупречно белым воротником рубашки – для трупа мужчина был одет более чем опрятно – тянулся безобразный рваный шов. Судя по тому, что голова трупа немного косила в бок, натягивая толстые нити шва, изначально она была отдельно.

Хм, Франц как будто где‐то его видел… Или даже держал в руках…

Труп посмотрел на него в упор, моргнул полупрозрачными глазами и, не проронив ни слова – вряд ли на это был способен его раздутый рот, – двинулся дальше, прихрамывая. Франц проводил его озадаченным взглядом, но потерял в толпе: та сомкнулась вокруг кольцом, когда разнеслась молва, что у прилавка в центре разливают бесплатный пунш. Тогда же показались и другие трупы – в отличие от людей их угощения не интересовали. Они застыли посреди дорог как вкопанные, и Франц похолодел, пересчитывая их. Один, два, три… Примерно одного уровня «свежести», без отвратительных признаков гниения, но откровенно мертвые и в одинаковых классических костюмах, будто взятых напрокат.

Черт побери, сколько же их здесь?! Откуда? Они тоже жители города? Или его гости? Что еще за нечисть? Может, драуги? Стоп, нет…

«Я просто нутром чую, что Ламмас готовит что‐то! Еще с десяток трупов из городских моргов пропали вчера».

Франц передернулся и, напрочь забыв про рассыпавшиеся сувениры, спешно полез рукой в нужный карман. Маленький ведьмин камешек несколько раз выскользнул у него из пальцев и затерялся в складках ткани, прежде чем он наконец‐то сумел вытащить его.

– Эй, леди, уйдите с лодочного маршрута, пожалуйста! То есть упарите…

За оградой мостовой, где дальше начиналась территория Титании и где Францу следовало повернуть назад, разгорелась суматоха, несвойственная Немой реке, всегда оправдывающей свое название мерным течением и спокойствием обитателей на ее дне. Остроносые лодки, забитые туристами, встали в очередь и едва не столкнулись из-за женщины, шагающей им наперерез с другого берега прямо по воздуху. «Парила» и впрямь было лучшим словом, чтобы это описать. Даже шелки не были способны на такое: каблуки ее сапожек не касались водной глади и не оставляли после себя круги. Женщина шла по Немой реке легко и ровно, как по поверхности длинного зеркала, и только красный летящий подол юбки, слегка намокнув, тянулся сзади, словно тропа из крови.

Как это возможно?

– Не делай так больше, пожалуйста, – сказал ей рыжеволосый мужчина, встретив ту на берегу и учтиво подав руку, чтобы она могла на него сойти, перепрыгнув через ограждение.

– Извини, на пешеходном мосту было не протолкнуться. Я решила, что так безопаснее, ты ведь сам говорил избегать столпотворений… Ой, смотри! И там тоже эти дивные светлячки в стеклянном коробе!

– Это называется фонарь, Кармилла.

Кармилла. Конечно, Франц узнал ее задолго до того, как мужчина позвал ее по имени, но именно в тот момент он наконец‐то это осознал. Она и вправду здесь, пришла на Призрачный базар. Значит, и то ее появление в машине было никаким не сном…

И тогда, и сейчас – это кошмар, что происходит наяву.

Впрочем, выглядел он прекрасно: «кошмар» Франца кутался в плотную накидку с капюшоном из кроличьего меха, похожую на королевский плащ; несколько шпилек на затылке едва сдерживали натиск пышных золотых колосьев – локоны грозились вот-вот рассыпаться, забранные небрежно, но элегантно. Все черты Кармиллы противоречили друг другу: невинное и безмятежное выражение лица – острым клыкам, выступающим за бордовыми губами; расшитый старинный наряд –