А заодно неплохо бы понять, почему Чувство так упорно хочет, чтобы Джек оказался здесь.

Оно давно не просыпалось. Джек даже перестал взывать к нему, пока патрулировал Призрачный базар. Однако вот оно, случилось – холод, прилипший к коже, как от сквозняка, и давление в ногах, будто за связанные щиколотки бечевкой тянут. Повернешь в другую сторону – и давление станет почти невыносимым, превратится в тупую ноющую боль. Джек – это все еще Самайнтаун, а Самайнтаун – это Джек. Несмотря на то что шум и толпы ослепляли, путали, мешали, переполняя улицы и тем самым переполняя самого Джека, он все равно слышал, когда кто‐то его звал. Когда кто‐то нуждался в помощи.

Смерть. Она оказалась совсем близко к Джеку, а один из жителей был близок к ней.

Джек следовал за Чувством тенью, не в силах ему сопротивляться. В этот раз он слился с Барбарой, а не наоборот. Мрак сгустился, спрятав их обоих, и даже поступь сделал совсем бесшумной. Никто в Самайнтауне не был способен обнаружить Джека, если он сам того не хочет. Поэтому Пак, роющийся между заброшенных надгробий в глубине Старого кладбища, далеко от фонарей, людей и шумного базара, в присутствии одних лишь вязов, даже не услышал, как за его спиной начала размахивать коса.

Джек подкосил его, подцепив тупым лезвием за ноги, одним броском.

– Попался!

Пак с кряхтением покатился по скользкой от росы траве, похожий на ребенка в темноте. С его спины упал тканевый мешок, фетровая шляпа слетела с головы, и он заворочался, как жук, под нависшим сверху Джеком и его взметнувшейся косой. Вот уже как второй день Джека терзало любопытство, а сможет ли он разрубить те клематисы, что прячут, сковывают и в то же время защищают души тех, кто присягнул Ламмасу на верность? Если Джек искромсает стебли, изрежет все цветы, они падут? Сможет ли он тогда добраться до души и прикоснуться к ней? Или она неизбежно пострадает тоже? Смелости проверить это на Винсенте Джеку не хватило, зато вот на закрывшемся руками Паке – вполне себе. Ни жалости, ни сострадания он не вызывал совершенно. Особенно когда Джек глянул на соседнее надгробие, откуда веяло сладостью несвойственных осени растений, и увидел темную фигуру, неподвижно лежащую на цоколе под стелой с наполовину стертой эпитафией «Боже, упокой…».

– Ох, нет!

То была беременная женщина, которая еще днем отчитывала Джека за безалаберную работу, и которую он же убеждал в том, что ей ничего не угрожает. На ее подоле, прямо под круглым животом, растекалось алое пятно, похожее на нечаянно пролитый вишневый сок. Надеясь, что это сок и есть – или узор, или игра света, или кровь чужая, но только не то, о чем подумал Джек, – он бросил Пака, подскочил к ней и принялся судорожно срывать с нее цветы. Они росли на той повсюду: скручивали посиневшие голые лодыжки, сбросив туфли с ее ног; хлыстами впивались в тонкие запястья, оставляя глубокие, до костей раны. Шея была пережата тоже, а еще грудь, колени, бедра. Лоснящиеся фиолетовые бутоны напоминали леденцы, свернувшись трубочкой над ней, но вздрогнули и раскрылись от прикосновений Джека, как от солнца. Тычинки, похожие на паучьи лапки, липли к коже женщине, будто пили ее досуха. Не только обездвиживали, но и питались, погружали в сон. Женщина, однако, еще дышала. Обрезав все цветы, заставив их рассыпаться и поникнуть на земле с жалобным пищанием, Джек сунул несколько пальцев ей в рот – даже туда клематисы забились под завязку. Прошла почти минута, прежде чем он сумел вытащить все их наружу, вытянуть из горла вместе с вязкой слюной и сгустками пыльцы. Женщина тут же схватила воздух освобожденным ртом, закашлялась и задышала глубже. Тогда Джек осторожно вытер ей глаза – из-под век стреловидные лепестки торчали тоже.

– Нет, нет… Минутку… Это ведь не то, – озвучил Джек, когда разметал по округе все умершие стебли и убедился, что вокруг не осталось ни одного ростка. На всякий случай он переложил бедняжку с цоколя могилы на сырую землю, туда, где холоднее, но точно безопаснее. Затем Джек сел рядом, держа ее запястье, будто старался удержать и пульс, и оглянулся на Пака. Тот стоял там же, куда упал, с руками за спиной и невинным видом. Он совершенно не мешался, не убегал и не делал ничего, что должен был бы делать, поймай Джек его с поличным. – Эта женщина не жертва, так ведь? Ты раньше никого не убивал. В преддверии настоящих убийств Чувство всегда молчало, а тут вдруг заговорило… Мне сразу следовало догадаться. Это просто отвлекающий маневр.

Пак ухмыльнулся, поднимая и возвращая на лоб фетровую шляпу.

– Башка‐то тыквенная, но не тупая! – сказал он. – Хотя, раз ты повелся…

– Барбара, – позвал Джек собранно, снова обернувшись к женщине. – Отделись. Будь здесь и защищай ее!

Тень послушалась, коса распалась в его пальцах, растеклась по каменным надгробиям с истертыми датами. Затем она укрыла женщину, очнувшуюся и схватившуюся за свой живот, обернулась вокруг нее, как теплый плед, тут же умерив дрожь и успокоив стоны. Джек же в это время поднялся и бегом бросился назад, через Старое кладбище. Ведьмин камень в его ладони уже мигал: зеленый, голубой, опять зеленый…

И вдруг красный, красный, красный.

Что же там творится?! Неужели Джек снова опоздал?

– Стойте, господин Самайн! Не мешайте господину Ламмасу! Вам лучше оставаться здесь.

Удар в спину был для Джека ожидаем и нестрашен. Он лишь споткнулся и упал на одно колено, когда что‐то пронзило его сзади, прямо по центру грудной клетки, и едва не выскочило насквозь. От сильного толчка тыква слетела у Джека с плеч и покатилась по надгробиям, раскалываясь на половинки. Резко похолодевший ветер лизнул гладкое основание шеи, как приветливый щенок, растрепал воланы на рубахе. Кровь у Джека не лилась, но сердце все равно едва не разорвалось от боли. Тем не менее он лишь выгнул назад руку, перехватил за основание торчащее между лопатками древко – тонкое, как цветочная ветка, – и выдернул. Древко упало, и Джек переступил его, даже не сбавив шага.

Он изо всех сил бежал на Призрачный базар, но было слишком поздно.

Что она наделала?

Светло-оранжевый, с нотками мускатного ореха и облепиховых ягод, пунш бурлил на низком огне. Высыпанные семена растворились в нем, как сахар, ушли на дно и стали абсолютно незаметны. Лора схватилась за черпак, принялась грести, но так и не выловила ни одного зерна, хотя в котелке их должно было быть минимум пара тысяч. Осознание, какой же это риск – не только для жителей, но и