– Дай руку!

– Руку? Это что, официальное предложение?

Она дернула его за руку и быстрым и точным жестом, достав булавку, уколола его в палец.

– О! Ты с ума сошла?

– Нашла объяснение следам от уколов! Психиатр насиловал своих жертв, предварительно дела т им инъекции успокоительного наподобие мезадрола. И вычислили его по одному и тому же признаку: все женщины имели на пальцах следы. Таким образом, он был уверен, когда их насиловал, что они находились в гипнотическом состоянии.

– Боже! Значит, Риан выучился у сокамерника вводить людей в транс! И гипнотизировал наших береговых разбойников?

– Постой, это не говорит о том, что он их убивал! Когда Гвен напичкали успокоительным, подвергли гипнозу, а затем убили, и когда из менгира полилась кровь, Риан был уже мертв! Либо у него есть сообщник, либо кто-то пользуется его методикой.

– Вспомни, у тебя тоже были следы уколов, выходит, тебя Риан тоже гипнотизировал?

– Да… Но ведь он не убил меня, хотя мог это сделать, а вызвал полицию. Не доказывает ли это, что убийца – другой, шедший по его следам?

– Или же…

Люка не договорил, не решился напрямую высказать свою мысль, она вряд ли понравилась бы Мари, поскольку противоречила ее гипотезе. И он решил подвести ее к этому постепенно:

– Прикинь, знаешь ли ты что-нибудь интересующее Риана настолько, чтобы он решился тебя загипнотизировать?

Мари задумалась.

Теперь Ферсен мог продолжить:

– Не исключено, что Риан и не собирался у тебя ничего выведывать. Общеизвестно, что к гипнозу прибегают также, чтобы влиять наличность, подчинять ее своей воле. А если он гипнотизировал, чтобы убедить тебя в своей полной невиновности?

– Что за ерунда!

– Риан понял, что ты ни за что не отступишься от следствия, и внедрил в твой мозг мысль о своей непричастности к преступлениям.

– Но это же чушь!

– Согласись, что в один прекрасный момент ты перестала его подозревать!

– Неправда! Факты свидетельствуют в его защиту!

– Вот оно – доказательство, что я прав!

– И тем не менее кольцо сжимается вокруг семейства Керсен, тем более что оно единственное среди береговых разбойников, в котором никто не пострадал.

– Смотри, ты сопротивляешься, стараешься направить разговор в другое русло!

Мари нахмурилась, и хотя уверенность ее несколько поколебалась, она снова изменила тему:

– И все-таки как объяснить, что герб Керсенов нацарапан на стене камеры Риана?

– Жанна служит у Керсенов более пятидесяти лет. Если у них остались семейные тайны, то лучшей кандидатуры не найти. Попробуем ее расспросить, что скажешь?

Ферсен остался собой доволен: он отлично сманеврировал, не слишком шокируя Мари и не рискуя вновь пробудить к жизни ее милый бретонский нрав.

По доброй воле Жанна ни за что бы не согласилась на беседу, утверждая, что не вправе обсуждать частную жизнь других. Ферсену пришлось напомнить, что если она не согласится на добровольное сотрудничество, возможно, ей придется давать разъяснение, каким образом ей удалось выиграть миллионы в лотерею, если в розыгрыше она участия не принимала. И нетрудно предположить, как будет обрадован Милик, узнав о подвигах своей жены.

Убежденная этими аргументами, Жанна провела их на кухню. Передвигаясь от стола к плите и обратно, занятая приготовлением кофе, Жанна говорила словно сама с собой, не замечая присутствия дочери и ее коллеги и избегая их взгляда.

– Сначала они наняли меня работать нянькой, это было… когда же это было? За несколько лет до рождения Пьера-Мари. Бедный ребенок, он был слабенький, все время болел… Артюс никогда им не интересовался, мать, впрочем, тоже. В этой семье любимчиком был Эрван. Того и правда Бог не обидел – красивый, как ясный день, умница, способный ко всему, я тоже очень любила этого мальчишку, милого, искреннего, честного… Прямота-то его и сгубила…

Жанна прервала свою речь. Она налила им в фаянсовые чашки местного производства черного пахучего кофе. Молчание выдавало ее нежелание говорить о семейных делах посторонних людей. Люка ее подбодрил:

– Все, что не имеет прямого отношения к следствию, останется между нами, даю слово.

Она пронзила его взглядом, который он с честью выдержал. Мать Мари вздохнула, тяжело опустилась на стул и, не находя больше применения рукам, положила их на стол из навощенного дерева, после чего степенно продолжила свои воспоминания:

– В день, когда Ивонна Ле Биан пришла сообщить Артюсу, что она от него беременна, Эрван слышал, как грубо обошелся с ней отец, перед тем как вышвырнуть ее на улицу. Тогда он вошел к Артюсу и вступил с ним в перепалку. Это было ужасно! Артюс обожал старшего сына, а тот обвинил его и предательстве по отношению к матери, назвал трусом и лжецом. Гордость Артюса не могла вынести презрения любимого сына. – Она сделала паузу. Мари наклонилась к матери и мягко попросила ее не прерываться. Жанна посмотрела на дочь отстраненно, словно не видя ее, и покачала головой. – Эрван потребовал, чтобы отец по меньшей мере извинился перед Ивонной и обеспечил средства к существованию ей и ребенку. Тогда Артюс проклял его, сказав, что не желает больше никогда его видеть, и выгнал из дома с пустыми руками. Бедный мальчик, он так никогда и не вернулся. Жене Артюс заявил, что сын досрочно поступил на военную службу. Не знаю, поверила ли ему Гайдик, только с той поры она стала чахнуть, а позже, когда Артюс сообщил, что их сын погиб на Алжирской войне, она бросилась с кручи в море. Бедная Гайцик, несчастный Пи Эм! – Она снова погрузилась в свои мысли, и тут уже вмешался Люка:

– Почему «несчастный Пи Эм»?

– Пьер-Мари обожал мать. И чувствовал себя очень одиноким. Я хорошо помню, как он часами плакал. Артюс же запрещал мне его утешать. Надо признаться, я не всегда слушалась. Бедный, бедный малыш! Немудрено, что он рос болезненным, страдал ночными кошмарами, приступами сомнамбулизма, потерей памяти. Что я могла сделать? Мне горько вспоминать обо всем этом.

Она встала, собрала чашки, давая понять, что беседа и так слишком затянулась. Ферсен поблагодарил и стал прощаться.

– Простите, но я хотела бы пару слов сказать дочери.

Он кивнул и вышел. Жанна закрыла за ним дверь и вынула из ящика буфета предмет, который Мари сразу узнала.

– Сегодня ко мне заглянул парень из Французской федерации парусного спорта и передал это.

Она показала дочери, предварительно ее открыв, маленькую коробочку из красной кожи. Сверкнуло золото обручальных колец.

– Он пришел выразить тебе их общее соболезнование. Среди вещей Кристиана оказалось и это.

Жанна подошла поближе, протягивая футляр Мари. Дочь попятилась, отвела взгляд и направилась к двери, точно спасалась бегством.