Он не сказал: «Вы нужны мне». Возможно, он просто не смог. Или, возможно, он отказывался признать правду. Если он признает, что она нужна ему, то сочтет это предательством, нарушением своего обещания. Она не знала, какие еще обязательства он взял на себя, кроме отрицания. Но она помнила о его обещании.

Уезжая, он сохранял спокойствие. Не оглядывался назад.

Неужели она больше не могла ничего сделать? Уехать прочь, как и он, и не оглядываться?

Она хотела заплакать. Но вместо этого она подозвала к себе командира Крейна и его людей. Гвардейцы поскакали вниз по склону, и ей ничего не оставалось делать, как последовать с ними через тренировочные поля к Кулаку Беллегера, где ее ждали повозка и слуги, а также магистр Фасиль.

Но она все же оглянулась.

Увидев, что за ней медленно следует Третий Отец, Эстия на мгновение забыла о собственной спешке. Было очевидно, что монах решил сопровождать ее. Эстию это удивило. Она ожидала, что он сделает другой выбор. Когда-то давно он поручился за принца Бифальта. А доверенным советником господина Унгабуэя он стал задолго до того, как впервые встретился с принцем. Эстия предполагала, что монах выберет между теми, кому он был верен прежде.

Однако теперь она чувствовала, что начинает понимать монаха. Ему больше некуда было идти. Сет Унгабуэй не нуждался в нем. Король Бифальт – тоже. Возможно, он думал, что может наступить день, когда он понадобится ей. Если не…

Королева Эстия вздрогнула. Может наступить день, когда падет Последнее Книгохранилище. Если это случится, как иначе Третий Отец встретит свою смерть, если не на стороне тех, кому он был верен дольше всего, – на стороне библиотеки?

Когда осознание этого поразило ее, вдруг появилась и другая мысль. Эстия, возможно, неверно поняла своего мужа. «Я больше не увижу вас». Король Бифальт, возможно, имел в виду, что она погибнет вместе с Книгохранилищем. Что он ничего не сможет сделать, чтобы спасти Последнее Книгохранилище и ее. Что он один останется собирать остатки обоих миров, чтобы бежать.

Если он и подумал так, эта мысль, должно быть, ужаснула его. Бифальт полагал, что его собственный дар был потрачен впустую, что он не смог спасти Беллегер и Амику. Но Эстия отказывалась видеть его в том же свете, что и он сам. В некотором смысле она никогда не разделяла этих его взглядов. Человек, заключивший почти немыслимый союз между двумя королевствами, еще не сделал всего того, на что он был способен. Пока нет. Он был способен на большее.

Если она не подведет его…

После ранней осени к Беллегеру приближалась зима. В заливе Огней она уже настала. Слишком рано среди камней у воды появился лед, а на руках рабочих – следы обморожения. Сверху, на дороге, вой безжалостного ветра прерывался, разбиваясь об острые скалы. Но он никогда не утихал совсем. Внизу, ближе к воде, ветер пронзительно завывал в ушах рабочих так, что те чувствовали себя почти оглохшими. Некоторые из них глохли и на самом деле. У них отмораживало барабанные перепонки.

Преследуемые ветром и холодом и шатающиеся от истощения люди совершали ошибки. Несчастные случаи, и без того происходившие регулярно, стали еще более частыми. В никогда не прогревающихся комнатах швеи протыкали иглами пальцы и пришивали кожу к дождевикам и тяжелым плащам рабочих. Повара, державшие ножи в неповоротливых от холода руках, готовили на кухнях блюда, политые собственной кровью. Работающие на возведении укреплений, оступившись, роняли каменные блоки на руки или падали сами и ломали шеи. Другие, спуская пушки по крутой дороге в бухту, теряли контроль и сдирали кожу о грубые веревки. Одно осадное орудие пришло в негодность после того как свалилось на прибрежные валуны. Если бы в такое орудие засыпали порох и выстрелили, могло бы разорвать ствол. Погибли бы канониры. Еще одно орудие среднего калибра тоже вышло из строя.

Каждый, кто работал на террасах, жил в ожидании того времени суток, когда можно было схорониться в столовых, на кухнях или под навесами, собравшись вокруг яростного жара печей. Хищный ветер промораживал стены, но внутри зданий печи согревали сбившихся вокруг них в кучки людей. Никто не жаловался на ноющую боль отогревающегося тела, когда казалось, что в венах тает лед, когда нервы медленно вновь обретали чувствительность, когда человек возвращался к жизни и ее мучениям.

А в заливе, между отрогами отвесных скал и ломаным краем барьерного рифа, вздымались и рушились огромные морские волны, и хаос ветров разбивал их о каменные кулаки, головы и лезвия, которые выступали со дна, калеча нахлынувшие воды. Самые большие волны окатывали своими брызгами нижнюю и следующую за ней террасы. Этот кромешный ад был всегда, в любое время года, непроходим для судов. Сейчас же залив и вовсе превратился в гигантскую водяную круговерть, схожую с пеклом старых войн. Когда брызги окатывали рабочих, тем казалось, что они попали под град.

Это было суровое время как для рабочих-мужчин, так и для сравнительно небольшого числа женщин, до крови стиравших руки на укреплениях залива. Не менее суровой была наступающая зима и для капитана Флиска и генерала Форгайла. Они работали вместе со всеми, устанавливая последние пушки, доставленные помощником командира Уэйзелом. Но это была только одна из их обязанностей. Следовало также организовывать отряды рабочих, обучать канониров, следить за работами, предупреждая несчастные случаи, распределять работу среди нескольких оставшихся еще работоспособными хирургов и костоправов и заботиться о рабочих, делая все возможное, чтобы обеспечить им сносное питание, одеяла и защитную одежду. В порядке вещей стали послания в Кулак Беллегера с просьбой новых рабочих, новых припасов, новых врачей – и новых повозок, которые повезут домой мертвые тела.

Погода и без того стояла суровая, но со временем она только ухудшалась. Приближалась настоящая зима. Когда лед начал забивать орудия и покрыл каждую открытую поверхность, словно маслом, даже ведущая вдоль утеса к берегу дорога стала коварной. Холод грозил смертью. С каждым днем все больше людей становились калеками от обморожений.

Херен Флиск думал, что он живет ради того дня, когда будет окончено последнее приготовление. Тогда он и Эннис Форгайл смогут отозвать весь свой отряд. Они смогут разобрать навесы, столовые и кухни и перенести к дороге над краем залива, где ветер дул меньше и не было брызг. Рабочие смогут, наконец, отогреться, отдохнуть и вылечиться. После этого их единственной задачей будет ежедневная проверка и чистка орудий и обучение стрельбе из пушек. Многие из них смогут вернуться по домам.

Так думал капитан Флиск. Но он ошибался.

* * *

После того как впервые заметили черные корабли – корабли, похожие на крепости под ослепительно белыми парусами, – капитан Флиск, генерал Форгайл и генерал Кламат создали систему оповещения, чтобы как можно быстрее передавать сигналы опасности от залива к Кулаку Беллегера. Расстояние между ними было всего полдня езды на хорошем коне, но содержание лошадей требовало наличия конюшен, а также помещений для наездников возле каменного здания смотровой площадки. Каждый день в любую погоду один всадник скакал от залива к Кулаку, а другой – в противоположном направлении. Часто всадники, ехавшие в город, несли непрекращающиеся просьбы Флиска и Форгайла или сведения о текущих потерях. Из Кулака новости бывали редко. Король Бифальт не тревожил ответственных за укрепление залива бесполезными указаниями. Но капитану и его товарищу рассказали об исчезновении Элгарта. Они оба хорошо знали шпиона и сочувствовали потере короля. А более двух недель назад гонцы три дня подряд приносили вести о прибытии и отъезде каравана.