– Возможно, герцог сегодня приедет, Антонио.

– Да уж надеюсь!

Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в щеку на прощание. Потом распахнула дверь. И ошеломленно отступила.

В двух туазах от нас, рядом с охотничьим домиком, стоял Александр.

Было похоже, он пришел сюда сразу же, как вернулся. По крайней мере, его дорожный плащ и сапоги были в таком состоянии, словно он скакал по всему белу свету. Лицо герцога было спокойно, но в глазах читалась настороженность. Я молчала, не зная, чего он от мена потребует.

– Что это значит? – холодно произнес Александр.

Я почувствовала, как напряженно замер за моей спиной Антонио.

– Кто этот человек? Я вас спрашиваю, мадам.

– Это именно то, что вы думаете, сударь, – так же холодно сказала я. – Именно то, что вам наговорила ваша бабушка.

Антонио решительно вышел из дома. Под его ногами захрустели сухие ветки.

– Очень хорошо, что ты появился. Я в некотором смысле твой шурин, и я уже шесть дней тебя дожидаюсь, чтобы сказать, что я забираю Ритту отсюда. Пожалуй, на Мартинике ей будет лучше.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, что невольно краснею. Ей Богу, на сей раз Антонио мог бы забыть свою привычку обращаться ко всем на «ты» и вспомнить, что я все-таки сейчас Сюзанна, а не Ритта.

– На каком языке говорит этот человек, мадам? – надменно произнес герцог.

Я закусила губу. Действительно, речь Антонио очень естественно была соткана из итальянских, французских и английских слов, и обращался он с ними весьма свободно, что делало его язык похожим на лингва-франка.[20]

– Я говорю, как могу, черт побери! И не так уж много ума надо иметь, чтобы понять, что я хочу забрать Ритту на Мартинику.

Не обращая на него внимания, герцог стремительно приблизился ко мне, явно желая взять за руку. Я уже по опыту знала, как именно он умеет это делать, и невольно подалась назад, но проявила недостаточно живости, и пальцы герцога сомкнулись вокруг моего запястья.

– Идемте, мадам. Я полагаю, нам лучше будет поговорить в доме.

– Нет, я не хочу уходить. Раз уж вы здесь, сударь, я бы хотела довести разговор до конца.

– Разговор? С этим странным субъектом я говорить не собираюсь. Вы дадите мне свои объяснения в доме.

Он слегка потянул меня за руку, но я ухватилась другой рукой за ручку двери.

– Никуда я не пойду! Тем более в ваш дом! Это не дом, а склеп, я там задыхаюсь! Да и вы сами все время уезжаете, а меня заставляете сидеть в вашем ужасном доме! Ну уж нет, на этот раз мы поговорим здесь, тем более что Антонио имеет к разговору самое прямое отношение!

– Вы несете сущий вздор, сударыня. Сейчас уже поздно. – Его голос понемногу становился металлическим. – Я настаиваю, чтобы вы ушли.

– Я не уйду.

– Сударыня, я еще раз прошу вас изменить свое намерение.

Я взглянула ему в лицо, в глаза, явно таящие угрозу, и желала бы, чтобы этот взгляд испепелил его, но в этот миг пальцы герцога так сжали мое запястье, что я закричала от боли. Мне показалось, он сломает мне руку.

– Ах ты подонок, ты смеешь бить мою сестру! – заорал по-итальянски Антонио.

Все было как в кошмарном сне. Антонио бросился на Александра, проявив свои явно нешуточные намерения. Я в ужасе зажмурилась. Послышалась какая-то возня, тяжелое хриплое дыхание, а потом – звук тупого удара.

Когда я открыла глаза, Антонио, оглушенный рукояткой пистолета, лежал на земле лицом вниз, а герцог, стоя над ним, резким движением взвел курок.

– Да вы что! – вскрикнула я, бросаясь к Антонио. – Это же мой брат, мой родной брат! Если вы его убьете, я… я…

– Ах, так у вас такой брат! – гневно произнес Александр – Черт побери! Ваш брат не знает даже, что незнакомым людям следует говорить «вы»!

Я не слушала его, осторожно прикасаясь к голове Антонио. Волосы у него на затылке слиплись от крови. Задрожав от страха, я взяла его за руку и ледяными пальцами стала искать пульс Слава Богу, он жив… Но зачем было так с ним поступать? Он не сдержался, но это еще не повод для того, чтобы вкладывать в удар все свое остервенение!

– Он защищал меня! Он был прав! Это вы… вы меня чуть не избили, а брат заступился за меня! И вы посмели его за это ударить!

– У меня была мысль, что если бы я его не ударил, то он явно задушил бы меня, мадам.

Он спрятал пистолет.

– Поднимайтесь. Он жив, ничего с ним не случится. Моя просьба остается в силе, мадам, вы должны вернуться домой.

– Просьба! – повторила я задыхаясь. – Ничего себе просьба! Я никогда больше не буду выполнять ваших просьб. Раньше я раздумывала, а теперь… теперь решила. Наш брак окончен, сударь, я больше не желаю продолжать этот фарс. Я ухожу от вас! Можете считать себя свободным. Как муж вы меня нисколько не интересуете, и я полагаю, что мирное окончание наших отношений пойдет только на пользу нам обоим.

– Вот как? – Голос прозвучал насмешливо, но некоторое время он молчал. – Что ж, в таком случае, моя милая дама, я вынужден сообщить вам, что мое мнение несколько отличается от вашего. Расторжение брака требует согласия обеих сторон, а посему развода вы не получите.

– Это почему же?! – воскликнула я в бессильной ярости, уже понимая, что он меня не отпустит, да еще и прикажет своим громилам меня стеречь.

– Потому что я не за тем женился на вас, чтобы разводиться.

– Это черт знает что такое! – вскричала я. – Что толку в таком браке? Что он вам дает?

– Ах, вот что вас интересует?!

Похоже было, я его не на шутку разозлила. Двумя широкими шагами он преодолел расстояние, разделявшее нас. Я даже еще не успела испугаться, как его руки с силой опустились на мои плечи, рывком скользнули ниже, обхватили талию. У меня перехватило дыхание, я на миг испытала настоящую, слепую, нерассуждающую панику, пребывая в неизвестности, то ли он задушит меня, то ли изнасилует. Вот так, вблизи, он казался ужасно высоким. Он тряхнул меня так, что чуть не сломал мне шею.

– Если наш брак и является фарсом, то это только из-за вас, милая дама, ибо я давно готов быть вашим мужем, и слово за вами!

Его губы почти коснулись моих, но я в ужасе замотала головой, не в силах как-то иначе проявить свой протест. К неслыханной дерзости его поступков прибавилось еще одно, новое унижение: он прижал меня к своему необыкновенно мускулистому, напрягшемуся телу, и я ощутила у себя между ног… то, что он хотел, чтобы я ощутила. Это твердое вжалось в меня, вызывая первобытную ярость, смешанную с изумлением. На миг я почувствовала себя порабощенной, сгорающей в огне его страсти пополам с яростью. Потом дикое возмущение охватило меня; вспыхнув, я рванулась назад и даже не поверила, когда он отпустил меня.