– Фрэнк вас любит, Мишель, вы это знаете! – про­никновенно сказал он. – И вас, и детей. Я уверен, что чув­ство порядочности не позволит вам бросить его в такой трудный момент. Не делайте этого, Мишель! – Он помол­чал. – Фрэнк только что звонил мне. Он очень хочет с вами поговорить.

Майкл тут же вмешался:

– Неуместное предложение, советник! Моя клиентка не станет общаться с человеком, который ее избил. Ставлю вас в известность, что факт насилия юридически под­твержден. У нас на руках письменный запрет для вашего клиента приближаться к жене и детям. О разговоре не может быть и речи, а если вы будете давить на мою клиент­ку, исковое заявление окажется в суде завтра же. Мистеру Руссо, полагаю, на данный момент хватает проблем и без обвинений в оскорблении действием.

Мишель неожиданно поднялась.

– Я с ним поговорю, – твердо сказала она, взглянув на Майкла.

– Вы вовсе не обязаны…

– Я с ним поговорю, – повторила она. – Но вы все сказали правильно. Никаких переговоров не будет. Мы пришли сюда только для того, чтобы объяснить новое по­ложение вещей. То же самое услышит от меня и Фрэнк.

Коротышка-адвокат печально покачал головой и кив­нул на телефон.

– Может быть, оставим миссис Руссо? – обратился он к Майклу. – Мне тоже нужно с вами кое-что обсудить.

– Хотите, я останусь? – спросил Майкл у Мишель.

– Нет, спасибо. Все будет в порядке.

«Ты не ребенок. Вот и веди себя как взрослая и разум­ная женщина, – сказала себе Мишель. Она уже протянула к телефону руку, но вдруг заколебалась. – Что ни говори, а он отец твоих детей, твоя большая любовь, человек, с которым ты делила постель последние четырнадцать лет. И вместе с тем это совершенно чужой человек. Он лгал тебе все эти годы, вел двойную жизнь. Он подверг тебя и детей страшному риску, а потом дважды избил тебя. Сни­мешь трубку – не забудь, что ты говоришь не с тем Фрэн­ком Руссо, которого когда-то полюбила».

Мишель решила, что справится. Справиться бы еще с дрожью в руке, сжавшей телефонную трубку.

– Алло!

– Мишель? Это ты, Мишель?

Слышать его голос уже было для нее испытанием. Ми­шель сделала глубокий вдох.

– Да, это я. Ты что-то хотел?

– Хотел и хочу, Мишель! Хочу, чтобы ты перестала прятаться. Хочу, чтобы вернулась домой. Ты ведь знаешь, я… поступил так от отчаяния. Бред какой-то, Мишель! Я был вне себя. Возвращайся. Верни мне детей. И деньги.

Ах, ну да! Деньги. Кругом деньги. В первую очередь – день­ги. Всем пожертвовал ради денег.

Мишель стало нехорошо. Чтоб они провалились, эти проклятые деньги! Не прикоснется она к ним… никогда, ни за что! Лучше умереть с голоду.

Что ему ответить, этому чужому голосу в трубке? Ска­зать, что она лишилась мечты, осталась без прошлого и без будущего? Сказать, что боль от побоев – ничто в сравнении с душевной болью? А стоит ли?

– Обратись к моему адвокату, Фрэнк.

– Прошу тебя, Мишель! Умоляю! Позволь хотя бы встретиться с тобой. У Брузмана, в его присутствии, если хочешь.

– Нет.

– Тогда дома? Приезжай, Мишель. Поговорим.

– Нет!

Возвращаясь домой после пытки у Брузмана, Мишель постепенно приходила в себя. Нужно будет – она согла­сится повидаться с Фрэнком, но встреча ничего не изме­нит. Ни свидетельства в свою пользу, ни своих грязных денег он не получит.

Однако ей и самой нужны деньги хотя бы на первое время… Деньги и план дальнейших действий. Она должна работать, обеспечивать себя и детей. Период «уютного се­мейного гнездышка» остался позади. У нее был дом – пол­ная чаша. У нее была кухня, набитая всевозможной быто­вой техникой, она стирала пыль с двух сервизов настояще­го тончайшего китайского фарфора. Ее подушек-думочек хватило бы на десять домов, а о таком персидском ковре во всю гостиную никто из соседей и друзей даже не мечтал. Ее гардероб ломился от нарядов, которые за всю жизнь не переносить, шкатулка – от драгоценностей, которые разумная женщина не рискнула бы надеть без телохранителя. На ее детей, против всяких правил воспитания, игрушки, обувь и одежда сыпались как из рога изобилия. Всему этому теперь положен конец.

Полное лишений детство – вот причина того, что ма­териальное изобилие она приняла за надежность. В юнос­ти простительно, но не в зрелые годы. Сейчас ей больше всего на свете хотелось простой и понятной жизни, где ра­бота – не перекладывание бумажек, как в банке, а настоя­щий физический труд – обеспечивала бы ей и детям хлеб насущный и минимум сбережений на всякий случай. А еще – ей хотелось, по примеру Энджи, помогать другим женщинам.

Суть в том, чтобы заниматься чем-то не только полез­ным, но и любимым. Вот оно! В одном она точно уверена: ей нравится чистота во всем и везде. Недаром Джада назы­вает ее Золушкой. Идея, должно быть, витала в воздухе, маячила в подсознании. Оставалось только дать объявле­ния в газетах.

Возвращаясь из редакции, Мишель припарковалась напротив входа в «Золотые копи» – ювелирного магазин­чика, где принимали в скупку драгоценности. Ей еще не доводилась бывать в подобных заведениях, в отличие от матери, которая ежемесячно наведывалась в городской ломбард.

Ты не идешь по стопам матери, дорогая. Ты делаешь это не от лени и не ради выпивки, а ради будущего – своего и детей.

Да, она долго жила с закрытыми глазами, но теперь будет видеть мир таким, какой он есть. И полагаться толь­ко на себя. Джада и Энджи, конечно, помогут, но… многое придется делать в одиночку. Фрэнк был добрым волшеб­ником, пока в одночасье не превратился в злого, а значит, ей нужно становиться самостоятельной.

Яркая миловидная блондинка радушно улыбнулась Мишель:

– Чем могу помочь? Подыскиваете что-то определен­ное?

– Я не купить хочу, а продать.

Мишель достала из сумочки два колечка, сережки с алмазной крошкой, перстень с крупным изумрудом – пода­рок Фрэнка на прошлый день рождения – и золотую це­почку с бриллиантовым кулоном в два карата. Несколько дней назад ей удалось в отсутствие Фрэнка попасть в дом и забрать кое-какие детские вещички. Заодно она взяла и драгоценности, которыми, по ее мнению, могла распоря­жаться лично. Подумав, Мишель щелкнула и замочком зо­лотых часиков с усыпанным бриллиантами циферблатом.

– Все возьмете?

– Чеки у вас на руках?

Глядя продавщице в глаза, Мишель покачала головой:

– Это подарки от мужа. Блондинка тяжело вздохнула:

– Развод?

Мишель молча кивнула – не до объяснений ей было сейчас.

– По сто раз на дню сталкиваюсь, – сочувственно пробормотала женщина и принялась рассматривать каж­дую вещицу через лупу. Отложив последнюю, придвинула калькулятор. Мишель терпеливо ждала конца подсчетов. Она уже решила для себя, что согласится сразу, сколько бы ей ни предложили. Эти деньги принадлежат ей по праву; Фрэнк может считать их оплатой за ее труд домработницы. В любом случае это чистые деньги, ведь подарки от Фрэн­ка она принимала, когда любила его, когда думала, что и он ее любит. А теперь на эти деньги она начнет новую жизнь. Разве не справедливо?