Ма слегка прикрыл глаза.

– Ну, это сложно. Трудно сказать что‑то определенное.

Трэн понимал, что ему следует принять вежливый отказ и замолчать. Но хотя какая‑то его часть содрогнулась от отвращения, продолжал:

– Может быть, тебе нужен помощник? Вести бухгалтерские книги? Я знаю язык дьяволов. Я ему научился, когда торговал с ними. Я могу быть полезным.

– Там и для меня работы едва хватает.

– Но если он так глуп, как ты утверждаешь…

– Глуп, да. Но не настолько, чтобы не заметить еще одно тело в офисе. Наши столы стоят почти вплотную. – Он показал жестами, как близко они расположены. – Думаешь, он не заметит худосочного кули, сидящего на корточках рядом с его компьютером?

– Ну тогда на фабрике?

Но Ма уже тряс головой:

– Я бы помог тебе, будь это в моих силах. Но реальной властью обладают союзы мегадонтов, и у фарангов нет доступа к союзам линейных обходчиков. И без обид, никто не поверит, что ты специалист по материаловедению. – Он снова покачал головой. – Нет, это невозможно.

– Любая работа. Я согласен даже дерьмо разгребать.

Но Ма затряс головой еще энергичнее, и Трэн наконец сумел взять под контроль свой язык и прервать словесный понос.

– Не имеет значения, не имеет значения. – Он заставил себя улыбнуться. – Уверен, что мне вскоре подвернется какая‑нибудь работа. Меня это не тревожит. – Он взял бутылку виски и снова наполнил стакан Ма, вылив в него остатки, не обращая внимания на протесты Ма.

Трэн поднял свой стакан, чтобы выпить за молодого человека, сумевшего превзойти его во всех отношениях, а потом залпом осушил. Под столом почти невидимый чешир коснулся его костлявых ног, надеясь, что он будет настолько глуп, что уйдет, оставив на столе крошки.

Приближалось утро. Трэн бродил по улицам, пытаясь отыскать завтрак, который он не мог себе позволить. Он брел по рыночным переулкам, пахнущим рыбой, мягким зеленым кориандром и лимонным сорго. Здесь грудами лежали дурианы с кожурой, покрытой красной пузырчатой ржой. Сможет ли он украсть один? Их поверхность испещрили пятна, но внутри они были очень питательными. Сколько пузырчатой ржи может поглотить человек перед тем, как впадет в кому?

– Хочешь? Специальная цена. Пять за пять батов. Хорошо, да?

Эти слова пронзительно выкрикивала беззубая женщина, она улыбалась, показывая голые десны, и все повторяла:

– Пять за пять батов! Хорошо, да?

Она обращалась к нему на китайском, угадав их общие корни, хотя ей посчастливилось родиться в королевстве, а он имел несчастье осесть в Малайе. Китаянка из Чаочжоу, благословенно защищенная своим кланом и королем. Трэн с трудом сдерживал зависть.

– Скорее четыре за четыре. Или жизнь за смерть. Они заражены пузырчатой ржой.

Она недовольно махнула рукой:

– Пять за пять. Они еще хорошие. Лучше, чем хорошие. Их только что собрали. – Она взмахнула сверкающим мачете и разрубила дуриан пополам, продемонстрировав чистую желтую сердцевину. Одуряющий аромат свежего фрукта окутал их обоих. – Смотри! Внутри все чисто. Они безопасны.

– Я могу купить один.

Он не мог себе позволить ни одного фрукта, но не сумел промолчать. Было так приятно, когда его воспринимали в качестве покупателя. Все дело в костюме, сообразил Трэн. Братья Хван подняли его статус в глазах этой женщины. Она бы с ним не заговорила, если бы не костюм.

– Купи больше! Чем больше купишь, тем больше сэкономишь.

Он заставил себя улыбнуться, не зная, как закончить торговлю, которую не следовало начинать.

– Я старый худой человек. Мне не нужно так много.

– Старый и худой? Ешь больше. Стань толстым!

Она выпалила это не задумываясь, и оба рассмеялись. Трэн попытался придумать ответ, который мог поддержать дружеский настрой, но язык ему отказал. Она прочитала в его глазах беспомощность и покачала головой:

– О, дедушка. Для всех наступили трудные времена. Вас появилось слишком много, причем одновременно. Никто не думал, что здесь будет так плохо.

Трэн смущенно опустил голову.

– Я доставляю вам неудобства. Мне пора уйти.

– Подожди. – Она протянула ему половинку дуриана. – Возьми вот.

– Я не могу себе это позволить.

Она сделала нетерпеливый жест.

– Бери. Мне принесет удачу, если я помогу кому‑то с моей прежней родины. – Она улыбнулась. – К тому же пузырчатая ржа не позволяет продавать их кому‑то другому.

– Вы очень добры, Будда улыбается вам.

Но как только он взял подарок, в глаза снова бросилась огромная груда дурианов за спиной женщины. Они были аккуратно сложены, однако пятна и кровавые рубцы пузырчатой ржи никуда не делись. В точности как груда китайских голов в Малакке: открытые рты его жены и дочерей, мертвые взгляды укоряющих глаз. Он уронил дуриан, ударом ноги отбросил его прочь и принялся отчаянно тереть руки о пиджак, пытаясь избавиться от крови на ладонях.

– Ай, вы все испортите!

Трэн, едва расслышав крик женщины, отшатнулся от расквашенного дуриана, в ужасе глядя на его поверхность. Вывороченные наружу внутренности. Он отчаянно заозирался, понимая, что необходимо убраться подальше от толпы. Уйти от человеческого потока и подступавшего со всех сторон запаха дуриана, от которого к горлу подкатила тошнота. Он прижал руку ко рту и побежал, отталкивая других покупателей, пробиваясь сквозь толпу.

– Куда вы? Вернитесь! Хойлай[15]! – Но слова женщины потонули в шуме.

Трэн пробивался сквозь толпу, расталкивал женщин с хозяйственными сумками, полными белых корней лотоса и пурпурных баклажанов, уворачивался от фермеров и их тарахтящих бамбуковых ручных тележек, протискивался мимо контейнеров с кальмарами и змееголовыми рыбами. Он метался по рынку, как убегающий вор, протискиваясь между людьми, спешил прочь, стараясь оказаться подальше от отсеченных голов своей семьи и соплеменников.

Он бежал все дальше и дальше.

Выскочил на одну из главных улиц города – Кароэн‑Кранг‑роуд – и окунулся в лучи яркого солнца и взвесь пылевидного помета. Мимо проносились велорикшы. Вокруг высились пальмы и банановые деревья.

Внезапно паника, охватившая Трэна, сошла на нет. Он остановился, уперся ладонями в колени и попытался восстановить дыхание, проклиная собственную тупость. Глупец. Глупец. Если ты не будешь есть, то умрешь. Он выпрямился и хотел было повернуть обратно, но в сознании вновь возникла груда дурианов, и он побрел дальше, борясь с тошнотой. Трэн знал, что не сможет вернуться. Не сможет спокойно смотреть на кровавые груды. Он резко наклонился – живот скрутило, но изо рта потекла лишь слюна.