— Я сегодня занят весь день. Не могу уделить тебе внимания больше, чем уже уделил. А завтра приходи ко мне. В башню. Поговорим.

Глеб улыбнулся:

— У меня есть еще два побратима.

— Эти? — Трифон внимательным оком оглядел Волка и Щелкуна.

— Да.

— Они так же самонадеянны?

Глеб ответил просто:

— Они мои побратимы. Мы вместе перенесли немало испытаний.

— Хорошо, побратимы пусть тоже придут. Будете служить у меня в страже. Мне нужны крепкие люди.

И он хлестнул лошадей. Колесница, громыхая на мостовой, скоро скрылась из виду.

Волк и Щелкун ничего не сказали Глебу по поводу поединка. Зато весьма порадовались тому удачному стечению обстоятельств, в результате которого их брали на необременительную, но, по слухам, премного доходную службу.

Щелкун предложил заглянуть в таверну и отметить удачу чашей вина. Они так и поступили и, не скупясь, потратили на доброе вино и еду последние свои деньги.

После таверны побратимы надумали сходить к Гийому, который обычно околачивался или возле Ипподрома, или возле конюшен. Поскольку возле Ипподрома друзья не видели Гийома, они решили посетить конюшни. По дороге подрались с какими-то моряками — очень хмельное и буйное попалось вино. Даже не вынимая мечей, спрятанных под одеждой, побратимы справились с полудюжиной моряков — разложили их рядочком на улице и пошли своей дорогой.

Побратимы полагали, что в городских конюшнях будет царить зловоние. Но они ошиблись. Здесь оказалось довольно чисто, и воздух был свеж.

Некоторое время захмелевшие побратимы любовались красивыми лошадьми. Потом вспомнили, зачем они сюда пришли, и спросили у одного конюха, где можно найти Гийома-кузнеца.

Конюх ответил, что этого, пожалуй, никто не знает, ибо с Гийомом, скорее всего, случилась беда:

— Два дня назад он вышел в лодке в море и не вернулся. Погода была неспокойная…

Удрученные таким известием, побратимы долго молчали, а потом рассудили: то, что Гийом не вернулся, еще не значит, что он утонул. Он мог встретить прекрасную женщину где-нибудь в районе Золотых ворот и на несколько дней прижиться у нее. С кем подобное не бывало?

После такого здравого рассуждения они немного повеселели и пошли к гавани Вуколеон, где обычно промышляли в поисках заработка Генрих и Франсуа. По дороге опять подрались — на этот раз с другими моряками. Однако эти моряки были не очень пьяные и скоро заметили, что у побратимов под одеждой спрятаны мечи, и, испугавшись, сбежали.

В гавани Глеб, Волк и Щелкун уже совсем отрезвели. У одного судовладельца они вежливо спросили про Генриха и Франсуа.

Грек, на них глядя, сделал большие глаза:

— Как! Вы разве не слышали? С ними случилось несчастье. Несколько дней назад они вышли в лодке в море, и с тех пор их не видели. Все думают, что они утонули, ибо в те дни море было неспокойно.

Пораженные таким странным совпадением, побратимы тихо отошли от корабля.

Глеб сказал:

— Что-то делается такое, чего мы не знаем.

Волк напомнил:

— Вчера утром декарх обронил: крестоносцы идут…

Была ли тут какая-нибудь связь, они не знали.

Омыв в море окровавленные кулаки, побратимы отправились в Перу.

Старая Сарра, узнав, что Глеб, Волк и Щелкун больше не будут продавать рыбу и разносить воду, сказала:

— Служить в городской страже — это, конечно, хорошо. Быть полезными императору — это почетно. Но лучше бы вы научились лепить горшки…

Эта женщина прожила уже немалую жизнь и, как будто, кое-что в ней понимала. И переубедить ее было невозможно.

На следующий день, когда побратимы явились в башню, начальник стражи встретил их приветливо, хотя и пожурил немного за то, что они, на радостях пригубив вина, дали вчера волю кулакам.

Побратимы удивились, что начальнику стражи уже доложили об их вчерашних «подвигах».

На это Трифон ответил:

— Вы слишком заметные люди, чтоб вас не заметить. И чересчур широко ходите, чтобы вас обойти.

Потом он заговорил о делах. Глеба он сразу же назначил декархом, что означает — десятником. Волка и Щелкуна обязал включить в его, Глеба, десяток. А недостающих людей велел набрать на их усмотрение в том районе, где они жили.

Он сказал:

— Я знаю, там много бездельников, воров, грабителей. Но есть среди них и достойные люди — заблудшие. Их надо найти и приставить к делу.

И дал Трифон каждому из побратимов по туго набитому тяжелому кошельку, велел купить доспехи и новую одежду. Потом он расписал им стражи и объяснил, чем будут заниматься именно они. Оказалось — не только стоять истуканами на стенах, но и сторожить покой улиц и площадей и совершать ночные вылазки за пределы города, в частности на пустыри — место сбора всеразличного сброда; самая почетная обязанность стражи — сопровождать государственных лиц, а иногда и самого императора Алексея, устроителя народов, в их «выходах». Это могут быть «выходы» в храм, или посещения Ипподрома, народных гуляний, или прогулки на кораблях; самая обременительная обязанность стражи — являться на зов обиженных: обременительность тут состоит не в том, что трудно явиться, а в том, что в спорах, взаимных обидах и драках правды не сыскать, но порядок наводить надо.

— Впрочем о драках и обидах вы поболее моего знаете, — обронил насмешливо Трифон. — Вам и разбираться будет легче с пьяными мужьями, побитыми женами, с подозреваемыми в прелюбодеянии или воровстве…

Наконец Трифон отпустил побратимов, и те, весьма впечатленные тяжестью кошельков, вышли из башни на свет божий.

Глеб посожалел, что вчера они не нашли ни Гийома, ни Генриха и Франсуа, а то бы их в первую голову позвали в стражу.

Но сожаление — сожалением, а кошельки-то обжигали руки. Надо было как-то тратить деньги, как-то распорядиться обретенным нежданно богатством.

Сначала побратимы заглянули в таверну, где плотно покушали и для бодрости выпили вина. Потом в очень хорошем настроении они направились в оружейные лавки. Уже не задирались с греками, ибо чувствовали себя не голытьбой и бродягами, а людьми важными, облеченными властью. И не прятали больше мечей.

Из оружейных лавок пошли в Галату и Перу. И, как и велел Трифон, занялись подбором людей в десяток. Это было для побратимов дело не трудное, поскольку за зиму они хорошо узнали живущих в этих районах людей и верно представляли, кто чего стоит. Дело это было даже приятное, ибо каждый охотно шел к Глебу в десяток, а иные даже почитали приглашение за благодеяние.

К вечеру десяток был набран и представлен начальнику стражи.

Увидев перед собой отъявленных драчунов, некоторых из коих еще вчера сам разыскивал, Трифон сначала как бы нахмурился, но потом поразмыслил и, видно, остался весьма доволен. Он, должно быть, посудил так: все смутьяны оказались в страже, под рукой, и теперь бесчинствовать будет некому; да и дело они знают лучше других.