Трифон счел свое решение мудрым и не ошибся. Десяток Глеба нес службу хорошо.

Облаченные в новые сияющие доспехи, воины Глеба начали службу у Иудейских ворот. В тот день был какой-то иудейский праздник, и дабы избежать беспорядков, обязали стражу прогуливаться при полном вооружении возле этих ворот и в местах, где проживало много иудеев. Но все было тихо, и Трифон остался доволен.

В другой день стояли у Харисийских ворот, приглядывая за входящими и выходящими. Эта служба была потруднее: к концу стражи у Глеба так и рябило в глазах и даже кружилась голова.

А Трифон был не скуп.

На следующую ночь начальник стражи направил Глеба и его людей в монастырь Космидий, что стоит за воротами Серебряного озера: прошел слух, что возле монастыря собираются воры.

Действительно, так и было. Стражники Глеба взяли ночью шайку воров.

И познали щедрость начальника стражи. И Трифон стал людям Глеба больше доверять: оставлял их сторожить ночами стены и башни и спал спокойно.

Однажды Глеб с десятком сопровождали важного чиновника — эпарха — от дворца до гавани. Эпарх отправлялся в Геную.

Когда эскорт проезжал мимо Ипподрома, Глеб в который уже раз вспомнил про Гийома. Проводив чиновника на корабль, Глеб поехал в конюшни и спросил про кузнеца.

Ему ответили:

— Нет, с тех пор так и не видели Гийома. Как сгинул! Должно быть, в самом деле утонул.

Была уже весна. Заметно потеплело, стало выше ходить солнце. В городе, в уютных двориках зазеленели сады.

Глеб к тому времени уже числился у Трифона в любимцах. Начальник стражи всерьез задумывался, не сделать ли ему Глеба пентеконтархом.

Как-то в очередной раз выпало десятку Глеба стоять ночью на стенах. А ночи были еще прохладные, на высоких стенах и башнях часто дул пронизывающий ветер, поэтому стражники мерзли. Чтобы согреться, они жгли на башнях костры и, разумеется, тайком согревались вином. Согревшись, воины поигрывали в кости, подменяли друг друга.

Этой глухой ненастной ночью стражники очень хорошо согрелись. Глеб даже выбранил двоих за то, что они «сторожили не в ту сторону». А игра складывалась удачно: Глеб все выигрывал и выигрывал. На плече у Глеба висела кожаная сумка, в которую он складывал выигранные деньги. Играли по-крупному, в три кубика. Кроме Глеба, кости бросали Каллистрат Душегуб, Велизарий — тот самый, с поломанным носом, и Щелкун. Волк в это время был на стене. Тут к месту будет сказать, что когда Волк стоял на страже, все могли быть спокойны; давно уж заметили — мимо Волка комар незамеченным не пролетит.

Когда Глебу выпал очередной кербос и он ссыпал выигранные номисмы в суму, Душегуб предложил еще «погреться» и взялся разливать по чашам вино. Он разливал вино и нахваливал его, а еще сетовал, что ему в игре сегодня не везет, а везет только Глебу.

Тут вдруг Велизарий вскричал:

— Глеб! Гляди-ка, он хочет обокрасть тебя!

Все вздрогнули от неожиданности, и Глеб — тоже.

Он спросил:

— Кто хочет обокрасть?

Каллистрат Душегуб поставил кувшин. Он хоть и вздрогнул, а не пролил ни капли.

— Как кто? — Велизарий сверлил Душегуба глазами. — Вот он!..

— Душегуб? — удивился Глеб.

— Ну да! Неужели ты не чувствовал?

Глеб, и вправду, ничего не чувствовал. Он покосился на сумку: та как висела на плече, так и висела.

Душегуб выпучил глаза:

— Ты с ума сошел! Чтобы я крал у Глеба?.. Да я убью тебя за такие слова!..

— Ты хотел украсть! — настаивал Велизарий. — Ты левой рукой разливал вино, а правой тянулся к его сумке…

— Ты сам не знаешь, что говоришь! — брызгал слюной Душегуб. — Привиделось спьяну! А мне теперь доказывать, что я не вор…

Так он говорил, сделав самые честные глаза, однако к сумке Глеба, действительно, сидел подозрительно близко. Впрочем это еще ничего не значило: они все сидели тесно за маленьким дощатым столом.

Велизарий сказал:

— Какой мне смысл тыкать в тебя пальцем, если ты не вор?

— Ты все придумал! Я убью тебя!.. — все сильнее горячился Каллистрат и уже хватался за меч.

Глеб велел:

— Успокойтесь! К чему ссориться из-за денег?

— Дело не в деньгах, — начинал повышать голос и Велизарий, — а в воровстве!

— Я убью тебя! — опять обещал Душегуб.

Щелкун сказал:

— Проверь, Глеб, деньги.

Глеб заглянул в сумку:

— Деньги на месте. Хотя я не помню, сколько их было.

— Вот видишь! — обрадовался Душегуб. — На месте денежки!.. Глеб, ты мне веришь?

Глеб хотел замять это дело и сказал:

— Конечно, Каллистрат, я тебе верю.

Но здесь обиделся Велизарий:

— Значит, ты не веришь мне? Значит, я солгал? И ничего такого не было? И вор не тянулся к твоей сумке?

Глеб не знал, как быть. Он взял свою чашу. И, пока пил, думал.

Вытер губы рукавом, сказал:

— Я и тебе, Велизарий, верю. Но смотри, в башне полумрак. Костер небольшой, факелы почти прогорели. Мечутся тени. Тебе могло и привидеться…

Глебу очень хотелось прекратить этот спор, но он продолжался бы еще долго и неизвестно к каким бы последствиям привел, если бы в башню тут не вошел Волк. Глаза его выдавали возбуждение.

Волк сказал:

— Крестоносцы!

И все поскорее высыпали из башни на стены — посмотреть.

Но сначала ничего не увидели. Была очень темная ночь.

Стражники крестоносцев услышали…

Из темноты с холмов стали доноситься нарастающий топот, ржание лошадей, крики…

Глеб кивнул:

— Да, похоже, что это они! Давно уже ходят слухи… — и распорядился: — В башне навести порядок… Проверить ворота… Доложить Трифону…

Воины бросились исполнять приказания; внизу, на мостовой, зацокали копыта — кто-то поскакал к начальнику стражи.

И скоро Трифон тоже был на стене.

Начинало потихоньку светать.

Стражники пристально вглядывались в тающую мглу. Сначала завидели привычные глазу покатые склоны холмов. Потом разглядели нечто пестрое на них.

Кто-то из стражей охнул:

— Господи! Как их много-то!..

Скоро стали ясно видны бесчисленные конные отряды рыцарей. Холмы были покрыты ими, как лесом. Поблескивали доспехи в бдедном утреннем свете, пестрели нарядные одежды и украшенные гербами щиты.

Глядя на несметное рыцарское войско, Трифон щурил глаза: