Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты дернул головой.
— Это был сарказм?
Ладно, если тебе не нужна срочная медицинская помощь, я сама могу налить себе бокал вина. Я вернулась за стол и в два глотка опорожнила бокал наполовину.
— Это была очень детальная история. Не возражаешь, если я кое - что проясню?
— Валяй.
— Ленни. Ленни — ничтожество. Ленни глуповат. Я не сразу поняла, в чем его привлекательность... для Кевина, я имею в виду. А потом поняла: в этом и состоит привлекательность. В том, что он глупое, податливое, не уважающее себя ничтожество.
— Постой, мне он тоже не очень нравится, не не уважающее себя?..
— Я рассказывала тебе, что застала их во дворе и Ленни стоял в спущенных штанах?
— Ева, ты должна разбираться в созревающих мальчиках. Может, тебе неловко, но иногда они экспериментируют...
— Кевин не спускал штаны. Кевин был полностью одет.
— Ну и что же тогда это значит?
— Что Ленни ему не друг, Франклин! Ленни его раб! Ленни делает все, что Кевин ему приказывает, и чем унизительнее, тем лучше! Следовательно, этот жалкий, подхихикивающий слизняк не может иметь никаких идей, тем более быть заводилой в отвратительной, опасной проделке и не может втянуть в нее бедного, добродетельного Кевина против его воли... это полный абсурд!
— Прекрати! И думаю, хватит одного бокала вина.
— Ты прав. На самом деле мне необходим джин, но сойдет и мерло.
— Послушай. Он мог ошибиться, и мы все обсудили. Однако он взял на себя вину, а для этого нужна смелость, и я чертовски горд...
— Кирпичи, — прервала я. — Они тяжелые. Они большие. Строители не хранят кирпичи на пешеходных мостах. Как они туда попали?
— Обломок кирпича. Я сказал — обломок.
Мои плечи поникли.
— Да. Я уверена, что Кевин тоже так сказал.
— Ева, он наш сын. Значит, мы должны ему хоть немного верить.
— Но полицейские сказали... — Я не закончила мысль, потеряв весь свой энтузиазм. Я почувствовала себя угрюмым прокурором, понимающим, что симпатии присяжных на стороне обвиняемого, но обязанным выполнять свою работу.
— Большинство родителей пытаются понять своих детей, а не придираются к каждой мелкой...
— Я пытаюсь понять его. — Видимо, я не смогла сдержать ярость. За стеной захныкала Селия. — Я хочу, чтобы ты его понимал!
— Ладно, иди займись Селией, — пробормотал ты, когда я встала. — Утри Селии глазки, погладь ее красивые золотые волосики, сделай за нее домашнюю работу, хотя, видит Бог, она
Дорогой Франклин,
Ты правильно понял: я стыжусь своих несправедливых обвинений и именно поэтому решила пригласить Кевина провести время вдвоем, только мать и сын. Ты нашел мою идею странной, и, хоть пылко уверял, что мы должны выходить вместе почаще, я понимала, что тебе это не нравится... особенно когда ты язвительно предложил держаться подальше от пешеходных мостов. «Ты же знаешь, что у Кевина может возникнуть неконтролируемое желание бросать камни на дорогу».
Я нервничала, но подгоняла себя. Какой смысл стонать, что сын-подросток никогда не разговаривает с тобой, если ты сама никогда с ним не разговариваешь. И я убедилась в неожиданных неприятных последствиях прошлогоднего путешествия по Вьетнаму. Я на целых три недели навязала Кевину семейное окружение, притом что ни один тринадцатилетний подросток не выносит, чтобы кто-то — пусть даже коммунисты — видели его с родителями. Конечно же ему легче было бы смириться с одним днем. Кроме того, я воткнула ему в глотку собственную жажду путешествий и даже не попыталась сделать то, что хотел он.
Я не знала, как сформулировать свое приглашение, и нервничала, словно робкая школьница, отважившаяся пригласить нашего сына на рок-концерт. В конце концов, когда мы сидели на кухне, я загнала его — или себя — в угол, неожиданно выпалив:
— Между прочим, я хотела бы пригласить тебя на свидание.
Кевин подозрительно посмотрел на меня:
— Зачем?
— Просто чтобы сделать что-нибудь вместе. Развлечься.
—Что сделать?
Это-то меня и нервировало. «Развлечение» с нашим сыном в моем представлении было равносильно длительному путешествию с любимым камешком. Он ненавидел спорт и был безразличен к большинству кинофильмов; еда его не волновала, а природа раздражала, как источник жары, холода или мух. Я пожала плечами:
—Можно поискать рождественские подарки, поужинать в ресторане? — Я вытащила козырь из рукава, используя сильную сторону Кевина. — И поиграть в мини-гольф.
Он выдавил фирменную кислую полуулыбку. Я обеспечила себе компаньона на субботу и стала волноваться, что бы надеть.
По аналогии с «Принцем и нищим» я брала на себя роль любящей, заботливой матери Кевина, а ты на целый день становился защитником Селии. «Господи, — язвительно заметил ты, пытаясь придумать занятие, которое ее не напугало бы. — Думаю, пылесос исключается».
Сказать, что я хотела, искренне хотела провести весь день и вечер со своим раздражительным четырнадцатилетним сыном, было бы натяжкой, но я сильно хотела захотеть, если в этих словах есть какой-то смысл. Представляя, как замедляется ход времени вокруг этого мальчика, я распланировала наш день: минигольф, поход по магазинам на Мейн-стрит в Найаке, а потом ужин в хорошем ресторане. Кевину было наплевать и на рождественские подарки, и на изысканный ужин, но это не казалось веской причиной для отказа от того, что делают все остальные. Что касается нашей спортивной эскапады, никто не придает особого значения мини-гольфу, почему он, наверное, и кажется столь уместным.
Кевин явился в холл, как преступник, выслушавший суровый приговор. Его лицо выражало угрюмую снисходительность (правда, меньше чем через два года он выслушает свой приговор с наглой невозмутимостью). Его нелепая трикотажная майка детского размера была ярко-оранжевой, как тюремный комбинезон — мне представится много возможностей убедиться, что этот цвет ему не идет, — а из-за туго обтягивающей плечи рубашки казалось, что он скован наручниками. Ультрамодные слаксы с низкой талией, сохранившиеся с седьмого класса, едва достигая середины икр, предвосхищали ренессанс бриджей.
Мы уселись в мой новенький «фольксваген-луна» цвета желтый металлик.
— Знаешь, когда я была молодой, — залепетала я, — «фольксвагены-жуки» бегали повсюду. В дребезжащих, помятых драндулетах гоняли хиппи, покуривавшие травку, а из динамиков неслись песни «Три-дог-найт». Кажется, те «жуки» стоили две тысячи пятьсот долларов. Теперь эта ретро-модель стоит в десять раз дороже; она все еще вмещает двоих взрослых и кошку, но считается роскошным автомобилем. Не знаю, как к этому относиться: как к иронии или как к шутке.