К его удивлению, лицо охранника окаменело:

– Конечно, нет, сэр! Будьте любезны развернуться!

– Мы сказали вам, что хотим поговорить с мисс Форсайт, – пришел на выручку Адальбер. – Пусть хотя бы один из вас предупредит ее. Мы...

– Бесполезно! Мы получили категорический приказ: ни под каким предлогом не оставлять пост и не пропускать никого без голубой карточки.

– Кто же отдал такой приказ? Мистер Швоб?

– Нет. Мистер Риччи. Сегодня гостей позвали на чай в честь его свадьбы.

– На чай? – презрительно переспросил Альдо. – Обычно приглашают на ужин. Неужели его дела так плохи?

– Нет, но поскольку овдовел он сравнительно недавно, было решено устроить прием попроще и пригласить только самых близких друзей. Будьте любезны повернуть назад и не вынуждайте нас просить о подкреплении.

Не настаивая больше и не разворачивая машину, Адальбер покатил назад к дороге, по которой двинулся затем в обратном направлении.

– Не знаю, заметил ли ты, но у этого холуя под старинной ливреей был пистолет?

– У второго тоже! Положительно, Риччи очень старается оградить свой круг «близких людей». Правда, когда принимаешь около двухсот гостей, сделать это довольно трудно. Теперь нам остается ждать бала Белмонтов, а пока едем к китайцу!

– И, как только стемнеет, мы вернемся в Палаццо. Конечно же, Риччи не отправится спать в семь часов вечера!

Первую часть программы удалось реализовать без затруднений. Оба костюма были заказаны, и Альдо решил, что не мешало бы попить «чайку» в «Белой Лошади». Он не видел Теда Мооса с момента, когда тот, можно сказать, выставил его за дверь, и ему хотелось выяснить настроение хозяина таверны.

Он готовился к прохладной, быть может, даже ледяной встрече, но ничего подобного не произошло. Едва они с Адальбером сели за столик в стороне от бара, как Тед, опередив направлявшуюся к ним официантку, подошел принять у них заказ.

– Я рад, что вы пришли, – сказал он, – потому что мне надо с вами поговорить. Однако прежде я должен извиниться за давешнее. Это было недостойно и меня самого, и традиций моей таверны.

Его огорчение казалось столь искренним, что Альдо без раздумий протянул ему руку:

– Не думайте больше об этом и присаживайтесь за наш столик! Я хочу представить вам господина Видаль-Пеликорна, моего друга и соратника. Полагаю, в такой час мы ограничимся чаем?

– Другое было бы затруднительно. Три чая, Нэнси! – крикнул он, усевшись на скамью рядом с Адальбером. Затем он добавил, понизив голос: – По правде говоря, той ночью я сильно перепугался... Видите ли, когда мы провожали его на яхту, мне показалась, что за нами мелькнула какая-то тень...

– Почему же вы об этом не сказали?

– Потому что мне это могло и привидеться. Мы немало выпили в тот вечер, но, как бы там ни было, я ощутил непреодолимое желание выйти из этого дела, чтобы жить своей жизнью и не думать больше о других. Поэтому я и повел себя так... Я пожалел об этом сразу же, но тут за вами приехала баронесса и увезла вас к себе. И я немного успокоился: в наших краях нет более надежной защиты, и на Белмонтов никто покуситься не посмеет. Я смог перевести дух, но сегодня утром в порт вернулась «Мандала»... впрочем, вы, может быть, об этом знаете?

– Нет. Если баронесса знает, значит, не сочла нужным сказать мне. Да и с какой стати ей говорить? Она не обязана держать меня в курсе всех передвижений фамильной яхты.

– Не важно. Значение имеет лишь то, что рассказал мне капитан Блейк, когда зашел выпить привычную чашку кофе: его пассажир и тридцати шагов не сделал на причале в Нью-Йорке, как получил удар ножом между лопаток, отчего скончался на месте. Вот почему я сам пошел бы в «Белмонт-Кастл» предупредить вас, если бы вы меня не опередили.

– И вы снова испугались?

– Не за себя. Если правильно смотреть на вещи, я в здешних краях вроде исторического монумента, которым очень дорожат. И любой дважды подумает, прежде чем изъять меня из окружающего пейзажа. Кроме того, я принял меры предосторожности. А вот вам нужно поберечься. Вы иностранец, а у Риччи подручных много. Вам следовало бы не выходить из дома...

– Ну, знаете ли, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы сидеть взаперти, – сказал Альдо, намазывая маслом сдобную булочку, которую с удовольствием уплел под вторую чашку чая. – Да, кстати, мы только что заезжали к миссис Баскомб.

– Лучше бы вы оставили ее в покое. Она и так настрадалась, а тут еще вас постоянно видят около дома... Не нарушайте ее одиночества!

– Одиночество свое она делит с молодой женщиной или девушкой, которую, судя по всему, хорошо знает. Мы слышали, как они смеялись и разговаривали, но расслышать ничего не смогли...

– Ах вот как? Это что-то новенькое! Как она выглядела, эта ваша молодая особа?

– В белом сарафане с красными цветочками и в большой соломенной шляпе, поля которой почти полностью закрывали лицо. Тонкие руки, на одной из них браслет, ноги красивые. Кожа очень белая, но мы не смогли разглядеть, какого цвета у нее волосы.

Брови хозяина таверны взлетели вверх сантиметра на два.

– Не знаю такую! Какая-нибудь заезжая туристка, но в таком случае я не понимаю, отчего Бетти, пугливая, словно дикая козочка, допустила ее до себя и даже до улыбок снизошла. Здесь я не знаю никого, кому подошло бы это описание. Но теперь я начну присматриваться, да и при случае спрошу у Бетти, о ком идет речь. Это вас интересует?

– Да. Как и все, что касается этой женщины. Ибо я убежден, что она знает о Риччи больше, чем мы трое, вместе взятые. И это нормально: ненависть делает человека зорким...

Его слова прервал сильный раскат грома. Захваченные разговором, мужчины не заметили, что день завершается непривычным образом и над островом сгустились черные облака. Одно из них разразилось ливневым дождем, заслонившим все вокруг. Отказавшись от предложенного Тедом ужина, Альдо и Адальбер ринулись к машине, чтобы поднять ее откидной верх, пока она не превратилась в ванну. Затем они, уже вымокшие до нитки, залезли в нее, и сквозь водяные потоки, в которых отражались огни ярко освещенных вилл, поспешили вернуться в сухие угодья «Белмонт-Кастл».

– У меня такое впечатление, что сегодня вечером мы уже совершили вылазку в озеро, – вздохнул Адальбер. – В такую погоду лазать по деревьям не рекомендуется.

– Что не получилось сегодня, будет сделано завтра, – наставительно произнес Альдо.

– Это изречение принадлежит тебе?

– Нет, Чезаре Борджиа. Он сказал это в тот день, когда не сумел убить своего зятя.

К несчастью, назавтра погода оказалась столь же скверной. Сильная гроза, продолжавшаяся всю ночь, привела в отчаяние обеих хозяек дома, из которых одна намеревалась устроить концерт на природе, а вторая – венецианский праздник вокруг искусственного водоема, сооруженного с большими затратами. Погода испортилась настолько, что в последующие дни с опустевших пляжей убрали тенты и шезлонги. Лишь редкие купальщики с более толстой, чем у других, кожей отважно бросались в крутые пенистые волны. Возглавлял этих героев Джон-Огастес, который убеждал всех, кто желал его слушать, что сейчас гораздо приятнее температура воды, а не воздуха, да и ничто так не укрепляет здоровье, как взбадривающие оплеухи океана. В результате он подхватил сильный бронхит, чем окончательно вывел из себя свою жену.