Мама вырвалась из задумчивого состояния и поднялась, затянув шелковый пояс халата. Словно хозяйка худшей в мире вечеринки, она повела полицейских в прихожую.

– Спасибо большое, что приехали.

Я сидела на полу у ног отца. Волосы упали на плечи неаккуратными прядями, слезы высыхали на щеках.

– Он уезжает из города?

– Да, – прошептала я.

– Хотя его отец в больнице?

– Потому что его отец в больнице, – ответила я, глядя на ковер. – Айзеку нужны деньги, чтобы помочь отцу. А теперь еще больше, чем раньше.

– Он будет зарабатывать на жизнь актерством? – папа выплюнул слово, словно мусор. – Он и десять миллионов других? Все так просто?

– Ты мог бы помочь ему, – сказала я, поднимая голову.

– Зачем я стану это делать?

– Ради меня.

– После того, как вы вдвоем проявляли неуважение ко мне и моему авторитету бог знает сколько времени? Назови хоть одну причину.

Я назвала самую худшую причину. То, что, я надеялась, смягчит сердце отца и спасет Айзека и меня. Вместо этого я разрушила нас тремя словами.

– Я люблю его.

Мама только вернулась из прихожей. Она замерла, услышав мои слова, а затем схватилась за спинку стула. Она закрыла глаза и, щелкнув зубами, и рот.

Когда до отца дошел смысл моих слов, краска отлила от его лица. Дело было больше не в сексе. Не простом романе с местным плохим парнем. Безрассудной связи, которая закончится через несколько месяцев. Это была любовь. Это было будущее. Айзек останется в моей жизни, и отцу придется мириться с тем, кого считает недостойным имени Холлоуэй.

– Нет, не любишь, – сказал он, четко проговаривая слова. – Последние девять месяцев я смотрел, как ты ломаешь свою жизнь. Ты упустила все шансы поступить в достойный колледж, будучи на пути к Лиге плюща. Я не стану стоять и смотреть, как ты портишь остаток своего будущего с этим отребьем.

– Папа, перестань, – заплакала я. Сердце разбивалось в моей груди.

– Этот бред закончится сегодня ночью. Ты больше не станешь с ним видеться. Никогда, – он резко выдохнул, пробежав рукой по редеющим волосам, довольный собой. – Ранее я был опечален, Реджина, но теперь я рад, что мы переезжаем. Учитывая обстоятельства, думаю, именно это нам и нужно.

– Переезжаем? – спросила я.

– Да. Мистер Уилкинсон хочет, чтобы я занялся нашими канадскими операциями. Мы переезжаем в Эдмонтон в начале июня.

Я всхлипнула. Потом у меня вырвался смешок.

– Канада? – я снова засмеялась. – Нет.

– Да.

Смех превратился в новые всхлипы.

– Нет. Мы снова не переедем. Я не могу…

– Ты можешь и переедешь.

– Нет, – ответила я, поднимаясь на трясущихся ногах. – Я останусь здесь. Я могу жить с Энджи, пока мне не исполнится восемнадцать. Я никуда не поеду.

– Поедешь. И больше не увидишь этого Айзека.

– Ты не можешь так поступить. Не можешь остановить меня. Когда мне исполнится восемнадцать…

Папа схватил меня за плечи.

– Я твой отец, черт возьми, и последнее слово за мной. Ты с ним покончила. Если я услышу, что ты напишешь ему хоть сообщение, я устрою его арест за интимные отношения с несовершеннолетней, и весь мир об этом узнает. У Голливуда сейчас нулевая толерантность к сексуальным хищникам. Какой бы шанс начать карьеру у него ни был, по твоему мнению, он будет уничтожен. Я использую все доступные мне ресурсы, каждый контакт с прессой, каждую веревочку, за которую могу потянуть…

«…волью яд в их уши…»

– Когда я закончу, он не сможет получить работу даже в Макдоналдсе Лос-Анджелеса, не говоря уже о фильме.

– Почему? – воскликнула я хриплым шепотом. – Зачем тебе такое делать с ним? Со мной?

К моему изумлению, глаза отца наполнились слезами, и его хватка ослабла.

– Потому что я люблю тебя, – сказал он.

Я покачала головой.

– Ты не…

– Уиллоу, послушай меня. Я знаю такой тип людей. Я и раньше их видел. Я спасу тебя от целой жизни боли. Алкоголизм передается по наследству. Это лишь вопрос времени, когда неудача утащит Айзека на дно и он потащит тебя за собой. – Он всхлипнул, и голос зазвучал тверже. – И будь я проклят, если просто позволю этому произойти. Это для твоего же блага. У меня есть опыт. Я вижу общую картину. Ты – нет, потому что тебе семнадцать и ты думаешь, что влюблена.

Он отпустил мои плечи, отбросив меня, и все, что я чувствовала и хотела, так же легко, как если бы задул свечу.

– Что насчет пьесы? – выдавила я. – Мне было нужно… всего одно представление.

Он покачал головой.

– Нет, пока он там.

– Всего один спектакль? – попросила я. – Пожалуйста? Потом он… он уедет, и это… будет конец. А мы переедем, – я всхлипнула, икнув. – Папа, я обещаю, я… исправлюсь.

Наконец, заговорила мама, голосом тонким, как ниточка.

– Дэн, пусть выступит. Она так усердно работала. Месяцами.

Желваки отца снова задвигались. Гнев вытекал из него, напряжение ночи сменялось усталостью. И, возможно, жалостью.

– Премьера, – сказал отец. – Выступишь на премьере, и все, Следующие два дня ходишь только в школу, а потом домой. Больше никуда не ходишь.

– Ладно.

– В пятницу мы отвезем тебя в театр и потом домой. Вот так. После пятницы ты больше не увидишь Айзека Пирса. Или произойдет все, о чем я говорил.

Я кивнула, ощущая, что во мне что-то почернело и съежилось. То, чем гордилась бы моя бабушка.

Я хваталась за фитиль, но уже почти ничего не осталось.

Три дня Уиллоу не отвечала на сообщения. Когда я звонил ей, никто не брал трубку. Утром в четверг я ходил взад и вперед по гостиной Фордов, раздумывая, не заехать ли в школу по пути в больницу. Марти советовал этого не делать.

– Если считаешь, что она молчит из-за отца, – сказал он, – держись подальше от школы.

– Что мне делать? – спросил я. – Мне нужно знать, что с ней все в порядке. Если ее отец узнал о нас, она выносит все это дерьмо одна.

– Подожди, – сказал Марти. – Верь.

Я не мог верить. Или терпеливо ждать. Я ощущал только ужасное давящая чувство, что что-то плохое произошло с Уиллоу. Это чувство скручивало мой живот до вечера пятницы, когда Уиллоу приехала в ОТХ за костюмом и макияжем. С другой стороны театра я смотрел, как она обменялась парой слов с Марти. Я вздохнул с облегчением, и на мгновение все было хорошо.

Потом сверкающая приветливая улыбка Марти исчезла с его лица. Опустив голову, с осунувшимся и бледным лицом, Уиллоу быстро ушла в женскую гримерку.