Я побежал к Марти.

– Что происходит?

– Она будет участвовать только в одном спектакле, – сказал он. – Сегодня вечером.

– Что? Почему?

– Не хочет говорить.

Я сжал кулаки.

– Это ее чертовы родители. Наверное, ее отец узнал, что я был там. Черт.

Марти впился в меня взглядом.

– Где ты был?

– Недавно я ночевал у Уиллоу дома. Их не должно было быть в городе…

– Боже, Айзек.

– Ничего не произошло, – сказал я. – Мы спали вместе… Я имею в виду, просто спали. По-настоящему спали впервые за многие месяцы. Вот и все.

Марти потер подбородок.

– Не знаю, – сказал он. – Возможно, сегодня вечером тебе лучше держаться от нее подальше. Дать побыть одной.

– Чтобы твой спектакль прошел без задоринки? – рявкнул я. И сразу же поднял руки. – Прости. Мне жаль. Я просто чертовски беспокоюсь за нее.

– Знаю. У тебя много проблем, но тебе нужно сосредоточиться. Агент по поиску талантов из Лос-Анджелеса подтвердил этим утром, что будет здесь. Постарайся изо всех сил. Сделай это для себя. И для Уиллоу, раз это ее единственный спектакль.

Я пошел в гримерную словно в тумане. Мне было плевать на агентов по кастингу или хороший спектакль.

«Боже, я такой придурок».

Я знал, что мне не стоило туда ехать. Но она была мне нужна. Я так ужасно вымотался, устал говорить всем, что в порядке. Я не был в порядке, так что я совершил глупость и поехал к ней.

Я все испортил.

Во время подготовки к спектаклю, разогрева и дыхательных упражнений Уиллоу оставалась в женской гримерке. Я отвел Лоррен в сторону, чтобы спросить, в порядке ли она.

– Она выглядит бледной и хрупкой, – произнесла Лоррен с королевской манерой. – Я думаю, что такой у нее процесс подготовки. Она тихая и пугливая. – Лоррен положила руку мне на сердце. – Думаю, нам предстоит великолепный спектакль.

Ничто из этих слов не помогло мне почувствовать себя лучше. У меня не осталось времени. Колеса премьеры уже задвигались. Разогрев, последняя воодушевляющая речь Марти, последняя проверка звука. Мы занимаем свои места. Публика заполняет зал с другой стороны занавеса. Но ни следа Уиллоу.

Я заставил себя сосредоточиться на тексте. Сотнях тысяч слов, которые мне предстоит сегодня произнести. Слов, давших мне убежище. Давших мне голос.

Но я хотел произнести только два слова «Мне жаль».

Или… «Я люблю тебя».

Я не видел Уиллоу, пока она не ступила на сцену в первом акте вместе с Джастином, ее братом. Лаэрт предупреждал Офелию держаться подальше от Гамлета, бояться его. Гамлет не мог дать ей обещанное им будущее. Он попал в ловушку своего рождения и не мог выбрать собственную судьбу. Что бы он ей ни сказал, она не поверит.

Затем Полоний, отец Офелии, вышел на сцену и сам начал поучать ее. Он объявил, что Офелия была слишком слаба умом, чтобы понять собственную ценность. Неспособной принимать собственные решения.

Офелия терпела все эти высказывания, и это отражалось на ее лице. Все это проигрывалось на ее прекрасном лице. Публика была заворожена. Офелия таяла под давлением брата и отца. Ее любовь к Гамлету рассыпалась под весом их ожиданий. Уиллоу той ночью рассказывала историю своей жизни, как будто Шекспир написал эту пьесу для нее. Мое сердце разбивалось.

Я принес боль с собой на сцену с призраком, когда дух отца Гамлета рассказывает ему свою историю. О предательстве и убийстве. О яде, влитом в его ухо рукой брата.

Я пошел искать Уиллоу, как только ушел со сцены. Я нашел ее за кулисами, она сидела на перевернутом ведре в темноте, сложив руки на коленях. Она ахнула, когда я взял ее за руку, и сразу же отстранилась.

– Нет, Айзек, я не могу с тобой говорить.

– Тс-с. – Я отвел ее в темный угол, слабо освещенный знаком запасного выхода.

– Я не могу с тобой говорить, – повторила она срывающимся голосом.

– Уиллоу…

– Не могу. – Ее взгляд метался по темноте. Никогда я не видел ее такой хрупкой и нервной. Легчайший ветерок может сдуть ее.

– Ты можешь. Расскажи мне, что произошло.

Она покачала головой, широко раскрыв глаза.

– Не могу. Я пообещала, что не стану.

– Пообещала кому? Своему отцу? – я мягко взял ее за плечи. – Он заставляет тебя это делать. Почему? За что?

Она открыла и закрыла рот. Казалось, она чуть ли не паниковала, вырываясь из моей хватки.

– Мне нужно идти. Пропущу свой выход.

– Черт с пьесой, – сказал я. – Поговори со мной.

– Не говори так, – возразила она. – Здесь твои агенты по кастингу. Это твоя возможность…

– Это из-за долга моего отца? – спросил я. – Если так, то забудь. Я разберусь с этим.

– Нет, ты не понимаешь, – сказала она, с несчастным видом качая головой. – Все намного серьезнее денег.

– Расскажи мне тогда.

– Он уничтожит тебя.

– Да пошел он, – сказал я. – Я не боюсь его…

– А стоило бы.

– Почему?

– Потому что ты не понимаешь, с кем имеешь дело. – Теперь она казалась спокойной, словно со всем смирилась, а это было хуже лихорадочного страха. – Я сама была свидетелем того, на что способны люди с привилегиями, если захотят.

Я пробежал руками по волосам.

– Ты не веришь, что я смогу все исправить? Да?

– Ты ничего не можешь сделать, – сказала она, переходя на шепот. – И он увозит нас.

– Увозит?

– Его перевели в Канаду. Мы покинем Хармони через четыре недели.

Эти слова ударили меня прямо в грудь. Она не может поехать в Канаду. Она только начала выбираться из этого холода. Хармони был нужен ей, чтобы вылечиться.

– Он не может так поступить, – сказал я. Ярость обжигала горло.

– Может. Мне не восемнадцать, и даже если бы было…

– Тебе исполнится восемнадцать через пару месяцев.

Она покачала головой.

– Для него это не имеет значения.

– Так что ты хочешь сказать? Что все… кончено? Между нами? Навсегда?

Ее глаза светились в темноте, огромные и нежные.

– Надеюсь, что нет. Но…

– Но что? Мы будем ждать? Месяцами? Неделями? Сколько? Черт побери, Уиллоу… – Я схватил ее за руку, и она дернулась. – Останься. Останься со мной. Или Марти. Он примет тебя.