– Вели позвать мне ожидающего человека из гостевых покоев, сын мой!

Монах, по-девичьи покраснев, подобострастно откланялся и исчез.

Конрад вновь отошел к окну, наблюдая, как миловидный слуга стремглав пересек двор, направляясь в пристройку для гостей. Вскоре он появился оттуда в сопровождении невысокого кряжистого человека, одетого в щегольской коричневый камзол, бархатный с золотой вышивкой. Мужчина, придерживая одной рукой длинный кинжал в ножнах, который от быстрого шага бил его по бедру, другой – шляпу с петушиным пером, уверенным шагом проследовал за секретарем.

Епископ снисходительно улыбнулся. Ему нравилось, когда приказы выполнялись быстро и беспрекословно.

Повернувшись к зеркалу, пригладил седые волосы, придирчиво осмотрел моложавое холеное лицо, слегка погримасничал, примеряя различные образы. Сомневаясь между праведным негодованием и миросозерцательным равнодушием, остановился на благочестивой надменности.

Через мгновение быстрые шаги раздались в коридоре. После тихого стука и разрешения войти скрипнула дверь.

– Ваше Святейшество, – раздался голос за спиной.

Епископ медленно обернулся к вошедшему и направился навстречу, протянув руку для поцелуя:

– Мир тебе, сын мой!

Молодой человек отвесил низкий поклон и слегка коснулся тонкими холодными губами дарованной руки.

Конрад невольно поморщился.

– Хассо, пришло время выполнить одно важное поручение. Следуй за мной.

Епископ повернул ключ в замке кабинета, закрывая его от любопытных и ревностных слуг, подошел к письменному столу, стоящему возле камина, и, нажав рукой потайной рычаг, спрятанный в одной из его массивных ножек, немного подождал, пока створка стены, на которой красовался выложенный голубым тосканским мрамором очаг, отъедет в сторону и откроет потайную лестницу, ведущую вниз.

Один за другим мужчины спустились по темной винтовой лестнице в подвал. Хассо, впервые попав в святая святых, замер у входа, боясь войти в небольшое по размерам помещение лаборатории, забитое колбами с порошками, изогнутыми ретортами, замысловатыми змеевиками и закрепленными в штативах резервуарами с выпаривающимися жидкостями.

Епископ с несвойственным для столь преклонного возраста изяществом проскользнул между столами, прошел в дальний угол подвала, надел длинные кожаные перчатки и маску на лицо. Бросив такую же маску в сторону удивленного вассала, открыл медный чан и длинными металлическими щипцами вытащил из него мертвого облезлого грызуна.

Хассо вскрикнул от страха и, не теряя времени, приложил подобранную с пола маску к лицу.

– Сын мой, пришло время поразвлечься. Овцам в пригородах Марцелля не терпится узреть деяния врага рода человеческого, так исполним их невинное желание. Начнем ежегодную жатву в его честь. Кинь уморенную чумой крысу в один из колодцев в Фогельбахе. Мне давно не терпится прогреть старые кости у инквизиторских костров.

– В Фогельбахе? Почему именно там? – спросил ошеломленный Хассо.

Конрад удивленно вскинул брови. Надменность его проросла шипами льда. Слуга впервые посмел обдумать приказание и задать вопрос. Все прежние поручения выполнялись беспрекословно. Через какое-то время черты лица священнослужителя смягчились, и он произнес мягким голосом:

– Пора повидать старых знакомых. Думаю, тебе также не терпится свести кое с кем счеты?

Смертельно побледневший Хассо не посмел перечить. Схватив валяющийся в углу холщовый мешок, поднес его на вытянутых руках и испуганно зажмурился. Крыса упала внутрь.

Синие глаза епископа самодовольно блеснули.

– На несколько недель с моей скукой будет покончено, – прошептали его красиво очерченные губы, а уголки рта вздернулись в легкой ухмылке вверх.

Смертельно бледный Михаэль молча положил пергамент на стол.

Регина вздрогнула и, скрестив руки на груди, в задумчивости откинулась на спинку стула. Увидев, что сын вернулся из города один, она догадалась: рука Богини направила девочку. Разве кто-то уходит от предначертанного? Знала она и то, что сердце ее приемного сына окончательно разбито. Ему сейчас необходим искренний совет.

– Что там, Михаэль? Прочти! Глаза отказывают мне, – прозвучал ее голос.

– Матушка, я вернулся за ней в храм, а беглянки и след простыл. Она оставила меня, не открыв имени того, кто дорог ей больше собственной жизни и жизни нашего будущего ребенка.

– Не вини ее сгоряча, мой мальчик. Тем более не упрекай жизнью нерожденного. Не вольна она была в выборе и также не ведала, что ответит ему взаимностью. Я открою тебе имя соперника: его зовут Яков Циммерманн, он марцелльский живописец и ее давнишний друг.

– Друг, о котором я не знал ничего. Кем же был тогда для нее я? – Михаэль сжал от злости кулаки.

– Разве не позволено иметь друзей много, а любовь только одну? Она полюбила его раньше, чем увидела тебя. Да и любить тебя ей не позволено… Лучше скажи, что написано в ее письме?

Михаэль вновь раскрыл скрученный пергамент и прочел его содержимое до конца.

Регина побледнела:

– Значит, те нелепые слухи об аресте Якова, что я утаила от Птички, правда. Чем же он прогневил ваших святош?

– Не знаю, матушка. Священник, который передал послание, лишь намекнул на содеянное. По Марцеллю ходят слухи, что богомазом была осквернена икона с божьим ликом.

Регина усмехнулась:

– О, глупость людская… Сотворили себе новых идолов и ради них готовы идти на смерть. Не осознавая, что прежние никуда не делись. – Она встала из-за стола, взяла приемного сына за руки. – Позволь дать тебе совет. Как бы ни задерживала тебя мать, не теряй ни минуты, поезжай следом за Кристиной – безумице грозит беда. Сама того не ведая, она отправилась в логово зверя, притаившегося среди монастырских стен.

Я никогда не открывала тайну, от кого рожден Хассо. Но теперь ты должен знать, Михаэль, каких врагов тебе стоит бояться. Твой молочный брат – сын славного в прошлом человека, но позволившего себе властвовать над человеческими судьбами и посмевшего встать наравне с богами.

Но лишь на время его положение было устойчивым, и он об этом знает. Поэтому спешит насладиться властью. Он менял имена, менял обличья, менял одеяния, присягнул ныне новому богу, но, продав лишь раз душу, он никогда не выменяет ее назад. Ледяному каменному сердцу тепло вернется лишь по доброй воле того, кто согласится на неравнозначный обмен. Но, вернув его, предатель станет уязвим и слаб, как новорожденное дитя. Сотворенное им зло вмиг сотрет его с лица земли…

Поэтому вряд ли он решится еще раз почувствовать в своей груди стук и тепло человеческого сердца. – Последние слова Регина произнесла очень тихо и прерывисто вздохнула, думая о чем-то своем. – Поезжай за ней. Если Кристина дорога тебе, прости и помоги… им, если это еще возможно. Обо мне не беспокойся. Я отжила свой срок.