реальностью жизни, хотя бы и практически незаметной. Долгие годы он как собиратель находился в тени М. В. Раца, будучи приверженцем примерно той же направленности в собирательстве, однако последнее время уже безусловно один из главных московских коллекционеров. Многие годы Беспальчик был постоянным участником книжных аукционов, и знал я его с первых дней своей работы. Но особенно запомнилось, как в самом начале 1990‐х годов он покупал в магазине у Никитских ворот именной экземпляр «Стихотворений» А. А. Фета с рисунками В. М. Конашевича («Аквилон», 1922): крайне недовольный высокой ценой, передавая деньги, в сердцах произнес: «Я знаю, что есть магазины, в которых покупателя могут оставить без штанов; но у вас – с покупателей вместе со штанами снимают и кожу!» Это породило скетч Карла Карловича: «Оставшись без пальца, рискуешь остаться и без кожи».

Заяц – хронологически едва ли не последний персонаж, получивший в нашем микромире прозвище. Дано оно было самóй антикварной книгой, которая замолвила свое слово. В конце 2000‐х годов появился в Москве собиратель, впереди которого несся шепот о его причудах: «Он собирает не просто хорошие и редкие антикварные книги; и даже не очень хорошие и не очень редкие; а собирает он – только шедевры! Но на аукционах не покупает, потому что аукционы он не любит».

Не раз на нашей памяти вырастали и такие грибы в книжном лесу, когда финансисты или чиновники объявляли свое бездонное чрево вместилищем только шедевров, эдакие «серьезные покупатели на серьезные предметы». Но если мелкотравчатый книжник или средней руки коллекционер после приведенных выше манифестов начинает благоговеть, сожалея об отсутствии шедевров для такой вот выгодной реализации, то опытный антиквар или собиратель сразу понимает: с подобными коллекционерами, кроме приятного или же неприятного общения, не выйдет абсолютно ничего путного (под путным мы подразумеваем куплю-продажу редкой книги без проволочек и унижений, то есть за высокую цену и к обоюдному удовольствию).

Предубеждение к подобным манифестам понятно. Дело в том, что если некто хочет купить шедевры и не стесняется в средствах, то для него имеется вполне простой путь: покупать топ-лоты на аукционах в Москве, Лондоне или Нью-Йорке (а лучше во всех этих городах одновременно). Этот способ и вполне соотносится с провозглашенными лозунгами, и результат даст очевидный: после таких покупок уже «самоходом», то есть помимо аукционов, к такому собирателю начнут приходить и невиданные редкости.

На деле же, когда появляется покупатель «только шедевров, но не на аукционах», многократно наблюдается иное: такие деятели торгуются как извозчики, вытирают о продавцов ноги и приговаривают нечто вроде: «Что же опять за дрянь ты мне приносишь, я же дорого плачу только за шедевры, а за это могу три копейки дать!» И потому, чуя за версту таких «серьезных покупателей», мы добровольно с ними никогда никаких дел старались не иметь. Может, и зря, но жизнь наша была от этого как минимум спокойней.

Не таков был наш друг и коллега М. М. Климов, который в какой-то момент подпал под обаяние финансовых возможностей такого вот нового коллекционера. И, встречаясь нередко пообедать, мы с А. Л. С. на закуску или на десерт получали рассказы о том, как этот покупатель «богат и очень богат», как он-де нечто «опять купил очень дорого», что продажа ему – «это живые деньги» и так далее. Рассказы эти имели определенную цель. Дело в том, что долгие годы над нами висели долги, потому что книжное коллекционирование – предприятие крайне убыточное. Должны были мы постоянно и самому М. М. Климову, и даже его родственникам.

И нередко этот таинственный покупатель вцепится, бывало, заочно в какую-то вещь из нашего «Музея книги», о которой этому искателю жемчуга стало известно, и никак не отпускает; особенно трудно было оборонять прижизненные издания Пушкина в печатных обложках, «которые он покупает дороже всех». И в силу жизненных обстоятельств порой мы были вынуждены идти навстречу настойчивости нашего друга. Бывало это, впрочем, раза два или три и, уж конечно, не касалось пушкинской коллекции. Но, что характерно, это подтвердило наши убеждения: покупатель неизменно от покупки уклонялся. Но однажды – произошло чудо. Он наконец купил с прилавка книгу, и то была единственная покупка этого мегасобирателя. И была это не какая-то записная редкость, а сущая безделица по нашим меркам – книга Е. П. Гребенки «Путевые записки Зайца» (1844). Так этот собиратель и получил свое прозвище.

Поэтому, если читатель вдруг встретит на своем книжном пути некоего очень обеспеченного финансами собирателя, который интересуется «исключительно безупречными шедеврами или абсолютно подлинными автографами, но не на аукционах, а с глазу на глаз, потому что очень-очень богат», то можете даже не раздумывать – перед вами наш русак (Lepus europæus).

Игорь-усы — Игорь Федорович Владимиров (р. 1940), книжник и литературовед, исследователь творчества М. А. Булгакова; как можно видеть по прозвищу, он носил усы (впрочем, и бороду тоже). История, благодаря которой он обратился к наследию Булгакова, будет нами рассказана ниже.

Илизарыч – так многие звали покойного Михаила Елиазаровича Кудрявцева, известного и прекрасного московского антиквара. В литературе последнего времени особо грамотные люди начали писать его «Елеазарович», и мне сразу вспоминается, как он всегда, когда кто-то записывал его телефон, стоял над душой, говоря «ЕлИазарович». Изредка его звали и просто Борода, когда он запускал свою растительность до масштабов Карла Маркса.

Илюша – так по молодости звали Илью Андреевича К***, ныне почтенного антиквара и собирателя, когда он начинал за прилавком букинистического магазина на улице Богдана Хмельницкого (совр. Маросейка). С того времени он сменил немало, как теперь говорят, локаций: туда-сюда по Покровке, затем Остоженка, ныне Чистопрудный бульвар. Долгое время наш герой сотрудничал с С. А. Ниточкиным в магазине «Букинист» у старого выхода метро «Парк культуры», в котором сейчас находится то ли пельменная, то ли кебабная (грустная история про то, как один из замечательных магазинов Москвы превратился в точку общепита, пусть останется на совести тех, кто это устроил, если, конечно, кто-нибудь эту сагу наконец не расскажет).

Каланча, или же иначе Андрюша, – Андрей С***; принципиально холодный книжник, многие десятилетия избегающий какой-либо огласки в качестве собирателя или антиквара, не говоря уже о такой крамольной идее, как заведение собственного магазина. Тем не менее в области редкой книги ему мало равных. Кажущаяся отстраненность, а вместе с тем моментальная реакция и большая везучесть одно время привели даже к тому, что букинисты принимали близко к сердцу факт, когда Каланча без разговоров покупал у них какую-то книгу, – они сразу думали, что дико прогадали; выкупить же у него