— Кто это был? — спросила Чарли. — И откуда такая уверенность, что это ложь?

— Это долгая история, но Рикард и Фредрика отвезли Франческу на обследование, и выяснилось, что она нетронута.

— Нетронута?

— Ну да. Ты поняла меня.

Чарли кивнула. Она осознавала, что означает слово «нетронутая», но не понимала, как могли родители настолько не поверить своей дочери и подвергнуть ее такому обследованию.

— Можно изнасиловать и без вагинальной пенетрации, — сообщила она доктору Нулану.

— Вот как? — переспросил доктор Нулан, словно это была новая для него информация.

— Как его звали? — спросила Чарли. — Как звали того, кто изнасиловал Франческу?

— Не помню, — ответил Нулан. — Сейчас я этого уже не помню.

— Адам? Адам Рен?

— Как я уже сказал, это было много лет назад. Имен я не помню.

Чарли вздохнула. Похоже, она зря теряет время.

— Думаю, на сегодня пора заканчивать, — сказал доктор Нулан и откинулся в кресле. — Иногда лучше бывает не вмешиваться, — продолжил он, когда Чарли уже стояла в дверях.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что некоторые дела лучше оставить в покое. Наверное, странно слышать такое из уст психиатра, но моя профессия научила меня: некоторые камни переворачивать не стоит.

— А моя профессия научила меня, — ответила Чарли, — что очень важно вмешиваться, когда дело идет о жестоком избиении и предполагаемом убийстве.

Проходя по коридору по пути от доктора Нулана, Чарли снова посмотрела на черно-белые фотографии на стенах. И вновь она остановилась возле фотографии с праздника урожая, оглядела молодых мужчин, несущих усилители и штатив, и тут, в самом углу снимка, обнаружила женщину, которую пропустила в первый раз. Светловолосая длинноногая женщина в платье. Она стояла и смотрела на людей, словно сама разглядывала картину или наблюдала за чужой жизнью, в которой не принимала участия.

— Красиво, верно?

Чарли обернулась. Позади нее, широко улыбаясь, стояла Грета.

— Эти коридоры я называю аллеей памяти, — продолжала она. — Предполагается, что старые фотографии дадут нам ощущение покоя. Но они пробуждают и печаль.

Чарли кивнула.

— Праздник урожая, — пояснила Грета, указывая на фото.

— Вы знаете, кто это?

Чарли указала на женщину в красивом платье.

— Это госпожа Мильд собственной персоной, — ответила Грета и улыбнулась.

— Вы ее знали?

Грета покачала головой.

— Чета Мильд иногда бывала у доктора на званых вечерах, но я была обслуживающим персоналом — в их глазах, наверное, чем-то вроде инвентаря. Они общались только с теми, кто принадлежал к их кругу. Поэтому очень удивительно было, когда госпожа Мильд вдруг явилась на праздник урожая. И к тому же одна. Незабываемый выдался вечер.

— Почему?

— Муж, — ответила Грета. — Потом появился ее муж, и произошла драка.

— Между кем и кем?

— Между Рикардом Мильдом и Иваном Хедлундом, — продолжала Грета. — Но бил в основном Иван. Ужасный скандал вышел. Странное дело. Именно эту историю я рассказала тому молодому человеку, который приходил сюда. Мы заговорили о празднике урожая, и…

— Юхан? — спросила Чарли.

— Не помню, как его звали, но такой красавчик. С курчавыми волосами.

Грета поднесла руку к голове.

— И вы рассказали ему то же самое, что и мне?

— Думаю, да, — кивнула Грета. — А что — я сделала что-то плохое?

Чарли приехала на Ольнэс, припарковала машину и сразу ощутила запах удобрений, едва шагнув к дому Ивана Хедлунда.

— Опять ты? — спросил Иван, открыв ей дверь.

На нем были тонкая растянутая футболка и старые джинсы. Чарли не могла не взглянуть на его мускулистые руки. При виде нее он не обрадовался.

— На этот раз я пришла по другому делу, — сказала Чарли. — Можно мне войти?

— Конечно.

Иван сделал шаг назад. В доме пахло чем-то несвежим. Мокрой собакой, хлевом и чем-то еще, что сразу ударяло в нос Чарли в детстве, когда она просыпалась в своем доме в Люккебу, — похмельем.

— Стоять, — велел Иван собаке, которая подбежала к Чарли и принялась ее обнюхивать. — Прекрати, Нима!

Иван быстро поднял руку и ударил собаку. Та заскулила, поджала хвост и убежала.

— Восемь лет, ума нет, — вздохнул Иван.

Чарли ничего не могла сказать. Удар последовал так внезапно и показался ей таким суровым.

— Так что у тебя за дело на этот раз? — спросил Иван.

Сложив руки на груди, он остановился посреди прихожей, явно не собираясь приглашать ее в дом.

— Речь идет о нанесении тяжких телесных повреждений, — сказала Чарли и показала свой полицейский жетон.

— Так ты из полиции? — Иван приподнял бровь. — Почему ты не сказала об этом в прошлый раз?

— Потому что тогда я пришла как частное лицо.

— Мне уже волноваться? — спросил Иван.

— Не знаю, — ответила Чарли. — Моего друга Юхана, с которым я приходила сюда в четверг, сильно избили.

— Печально, — сказал Иван. — Но какое все это имеет отношение ко мне?

— Есть основания думать, что это связано с тем делом, по поводу которого мы расспрашивали тебя. С делом Франчески Мильд. Юхан связывался с тобой повторно? После того, как мы побывали здесь?

— Нет. Вы меня в чем-то подозреваете?

— Мы будем связываться со всеми, с кем беседовали по поводу Франчески Мильд. Тебя мы подозреваем не более, чем кого-либо другого.

Она успела подумать, что неправильно делать вид, будто она участвует в расследовании, однако решила наплевать на это. Невозможно просто сидеть и ничего не делать, пока жизнь Юхана висит на волоске. Чарли покосилась на стену. За полузадернутой занавеской стояли грубые сапоги, в которых Иван ходил в скотному двору. Там же висели его синие рабочие брюки, а снизу на брючинах… кровь? Поросят?

Из кухни донеслось шипение.

— Черт, убежало, — воскликнул Иван. — Подожди секунду.

Он исчез в глубине дома.

Сделав шаг к занавеске, за которой висела рабочая одежда, Чарли увидела, что на брюках не кровь, а нечто другое. Красная пыль. Что это такое, она прекрасно знала, потому что уже видела ее раньше. В последний раз эта пыль оседала на ее обуви не далее как вчера. Окисленная железная руда, лежащая везде на полу в плавильне — она, по словам Бетти, разрушает и легкие, и душу.