– Вот видишь! Я же говорила! – щебетала Каори, подталкивая Рурико к зеркалу.

Они стояли перед зеркалом бок о бок: Рурико пыталась оправить платье, которое было ей слишком тесным на талии и чересчур свободным в груди, – настолько, что материя топорщилась спереди, как болтающийся на ветру клапан. Все это казалось отвратительным, и Рурико было больно смотреть на собственное тело. Каори же, в своих шортах и легкой блузке, чувствовала себя совершенно комфортно.

А потом Каори тронула настенную панель, и в маленькую комнатку хлынула музыка. Пульсирующий бит, покрываемый четырьмя синтетическими голосами, слившимися в один.

Гостиница «Айдору» исчезла. Рурико вновь стояла на медленно поднимающейся сцене, глядя в темноту широко раскрытыми глазами, а над ней, в высоте, парил геометрически совершенный потолок зала, и ее ноги, сжатые туфлями, готовились продолжить танцевальный марафон длиною в два с половиной часа, ладонь тосковала по руке Юми, а губы, с еще не стертой злой гримасой (как она злилась и на Юми, и на себя, что не смогла преодолеть порыв гнева!), уже приоткрылись в ожидании технического сигнала перед третьей песней, а крепления, державшие свет над сценой, все раскачивались и раскачивались…

– Нет, не могу! – покачала головой Рурико и принялась судорожно искать молнию, чтобы сорвать платье. Молния не поддавалась, и она в отчаянии подумала: а вдруг я навсегда застряла в этом чертовом костюме?

– Не могу… Не могу…

Музыка остановилась, и в ушах зазвенела тишина. Каори быстро расстегнула молнию, и Рурико облегченно вздохнула.

– С тобой все в порядке? – спросила Каори, и, взглянув на нее, вместо открытого лица девушки Рурико увидела спутанные черные волосы, виднеющиеся из-под металлической конструкции весом в две тонны, и пятна свежей крови, окрасившей сцену.

– Не думаю, – прошептала она. Какой уж тут порядок, если она из месяца в месяц только и делает, что пытается себя уничтожить.

Каори крепко обняла ее, и так, обнявшись, они сидели, пока не истекли оплаченные два часа.

Ее все еще трясло, когда она села на поезд, идущий домой. Полуразбитый телефон, зажатый в ее ладони, жалобно поскрипывал. Но к моменту, когда поезд подошел к следующей остановке, она уже заказала и оплатила очередное посещение «Айдору».

* * *

– Конечно, – сказал Сунсуке, – смешно слышать это от меня, но тебе нужно научиться избавляться от того, что тебя гложет.

Они стояли на балконе его квартиры, курили и смотрели на широкие полосы дождя, льющегося с неба. В такую погоду все казалось размытым и бесконечно двоилось – многоцветные огни вывесок и рекламных щитов, окна домов и свет фар проносящихся внизу машин.

– Я знаю, – ответила Рурико. – А кстати, как твой новый уборщик?

– Замечательное приобретение. Никогда не задает вопросов.

Сунсуке скосил на нее глаза.

– Нет, я вполне серьезно, – продолжил он. – Эти девушки ничего не помнят. Они даже не знают, кто ты такая.

– Они-то не помнят, – пробормотала Рурико, стряхнув пепел. – Но я-то не могу забыть. Не могу и не хочу.

– Знаешь, что всегда мне помогает? – спросил Сун, и Рурико едва не возненавидела его за то, что он собрался сказать. – Нужно взять быка за рога. Пробиться в самое сердце проблемы. А у твоей проблемы сердце – это ты сама, Рина-ко. А не они.

Она щелчком сбросила сигарету с края балкона. Умирающий светлячок окурка сверкнул в воздухе и исчез внизу, растворившись во мраке ночи.

– Покончи с этим. И тебе больше не придется туда возвращаться.

Рурико резко повернулась к нему, гневно полыхнув глазами. Сунсуке всегда делал вид, что у него все посчитано и измерено, все аккуратно и гигиенично – от вкрадчивого голоса до уборщика и маленького кейса.

– Тебе так нравится мне врать, Сун? – почти закричала она. – Именно поэтому ты постоянно таскаешься в «Айдору»? Пробился в самое сердце проблемы?

Сунсуке посмотрел на Рурико тяжелым взглядом и отвернулся. Она прикусила губу, сдерживая яд, который еще мгновение назад готова была выплеснуть наружу.

Глядя на его высокую фигуру, резко выделяющуюся на фоне неба, Рурико вдруг осознала, насколько Сунсуке отличается от себя того, прежнего, которого она узнала десять лет назад, когда его окружали другие парни из его группы. Тогда он выглядел не таким массивным и волосы были обесцвечены; но теперь, через десять лет после произошедшего с ним, он утратил свою долговязость и стал таким, каким стал. Резким, жестким. В «Айдору» он посещал только одну комнату, лишь одного тамошнего жильца.

– Ты хоть говоришь с ним? – наконец спросила она. – Когда навещаешь?

Сунсуке протянул ей еще одну сигарету. На его рукаве сохранилось пятно синтетической крови – темная неширокая полоса, тянущаяся к запястью.

– Да о чем нам говорить? – покачал он головой.

* * *

Пробиться в самое сердце проблемы, как сказал Сунсуке. Если бы все было так просто! Но перед самым уходом Рурико Сунсуке открыл свой кейс и вытащил оттуда блестящий складной нож. Протянул ей, и она ощутила на своей ладони тяжелую полированную рукоятку оружия. Поверь мне, словно говорил Сунсуке. После ты почувствуешь себя гораздо лучше.

Люди приходили в гостиницу «Айдору» за ответом. Это была некая форма терапии, борьбы со стрессом и невозможностью иначе излить накопившееся. Отвязаться от навязчивых идей. Но если «Айдору» помогает таким конченым людям, как Сунсуке, ей-то гостиница тем более должна помочь!

Всепроникающий вой поп-музыки едва не вбивал ее в роскошно-убогую черно-белую ковровую дорожку, устилавшую коридор. Наверху и внизу разные люди вовсю трахались с давно ушедшими из жизни звездами телеэкрана и поп-групп, а где-то в глубине гостиницы Сунсуке готовился коснуться острием ножа кожи своего двойника, только более юного. Рурико же стояла и стояла у двери комнаты, за которую заплатила, сжимая в кармане нож и не решаясь войти.

Ты уже заплатила деньги, сказал ей ее внутренний голос. Голос был похож на ее собственный, но слегка отличался от того, как звучал в записи ее настоящий голос. Комнаты здесь дорогие. Не трать деньги попусту.

Ты почувствуешь себя гораздо лучше, говорил Сунсуке. Поверь мне.

Единственный человек, о котором ты думаешь, это ты сама. Разберись с этим, а потом поговорим.

Ни один человек в здравом рассудке не пойдет в «Айдору», подумала Рурико и, протянув руку, приложилась карточкой электронного ключа к замку.

Дверь отворилась, и Рурико отдернула руку. Темноволосая девушка смотрела на нее изнутри комнаты, прикрывая глаза от яркой какофонии поп-музыки, гремящей и сверкающей в коридоре. Рост – как у Рурико, телосложение – такое же. Только на десять лет моложе.

– Войдешь? – спросила Рина Танака. – Или всю ночь будешь стоять в коридоре?

Рурико сунула ключ в карман куртки и прошла внутрь. Комната Рины была блекло-розового цвета, как ее собственная комната в детстве. Свет был притушен, и Рина тронула выключатель, добавив освещения. Обои сверкнули переплетенными серебряными треугольниками, которые, как Рурико показалось, зловеще ей подмигнули.