Тем временем армия Лукулла перевалила через горы и уже спускалась на равнину у Кабиры. Митридат понял, что больше ждать нельзя и решающий момент наступил. И действительно, римская армия была утомлена долгим переходом и значительно ослаблена, потому что довольно крупные силы Лукулл оставил в тылу – держать в осаде понтийские города. Евпатор всё это учитывал и нанес удар первым. Он перевёл войска через реку Лик и атаковал неприятеля. Разыгралось кавалерийское сражение, в котором Митридат лично повёл в бой тяжёлую конницу и нанес поражение римской кавалерии. Видя бегство с поля боя своих разгромленных всадников, перепугался не на шутку и Лукулл. Он спешно стал уводить в горы пехоту, где она была недосягаема для победоносных понтийских наездников. Недаром Плутарх отметил, что именно на конницу возлагал свои надежды Митридат, и именно её испугался римский полководец.

Что же касается римских всадников, то они в такой спешке удрали с поля боя, что даже бросили своего раненого командира Помпония. Его подобрали понтийцы и привели к Евпатору: «Когда его, тяжко страдающего от ран, привели к Митридату и царь спросил его, станет ли он ему другом, если будет пощажен, Помпоний ответил: “Если ты заключишь с римлянами мир – да. Если нет – я враг!” Митридат подивился ему и не причинил ему никакого зла» (Плутарх). О том же самом сообщает и Аппиан: «Когда варвары требовали убить его, царь ответил, что он не проявит насилия против доблести, попавшей в тяжелое положение». Ну и где она, пресловутая царская кровожадность, где она, слепая ненависть к римлянам? Да, царь ненавидел Рим, но он прекрасно понимал и то, что все люди разные и даже среди врагов могут встречаться храбрые и порядочные люди. И если Маний Аквилий честно заслужил свою порцию золота, то на Помпония Митридат смотрел совсем другими глазами.

Скорее всего, именно к этому сражению относится эпизод, описанный Фронтином. Секст Юлий сообщает о том, что во время боя македонские всадники, которые служили у Лукулла в вспомогательных войсках, решили перейти на сторону Митридата. Македонцы, не слушая своих командиров, всем отрядом поскакали в сторону понтийской армии. Но проконсул вовремя сориентировался в обстановке и велел трубить атаку, создав у противника ошибочную иллюзию наступления вражеской кавалерии. В итоге понтийцы приняли перебежчиков на копья, а с тыла македонцев стали теснить идущие в бой римляне. Волей-неволей македонская кавалерия была вынуждена вступить в сражение с теми, на чью сторону хотела перейти.

* * *

Дальше началась затяжная позиционная борьба. Митридат несколько раз выводил своё войско из лагеря и строил его в боевые порядки, вызывая на бой Лукулла, но тот, помня недавний урок, предпочитал отсиживаться в горах. Царь даже переводил войска через перевал, надеясь застать врага врасплох, но проконсул как мышь тихо сидел в своём лагере. Штурмовать же римские укреплённые позиции Евпатор не решался. Но и для Лукулла это бестолковое сидение на одном месте не было выходом из положения. Война явно затягивалась, а это могло выйти боком ему лично, поскольку в сенате могли решить, что он не справляется с обязанностями командующего. И тогда на смену Лукуллу может прибыть другой полководец.

Но пока проконсул ломал голову над тем, как ему выбраться из ловушки, которую устроил Митридат, за него всё решила судьба. Несколько местных жителей были задержаны легионерами и пообещали провести римлян в такое место, которое будет господствовать над равниной. Где можно будет в полной безопасности расположиться лагерем. Лукулл с радостью ухватился за этот подарок Фортуны. Ночью по его приказу по всему лагерю были разведены костры, чтобы ввести противника в заблуждение, а легионы по тропинкам поднялись выше в горы и расположились прямо над лагерем Митридата. Рейд прошёл благополучно, и когда на рассвете понтийцы протёрли глаза, то они с удивлением обнаружили римский лагерь прямо у себя над головой. Царские стратеги смогли оценить все выгоды нового вражеского расположения: если римляне захотят напасть на Митридата, то нападут, а если захотят отсидеться наверху, то для армии Понта они недосягаемы.

Но произошло то, что рано или поздно должно было произойти – римская армия стала испытывать недостаток продовольствия, и Лукуллу необходимо было срочно исправлять ситуацию. Проконсул отправил войска за хлебом в Каппадокию и стал ждать их возвращения. Обстановка около римского лагеря накалялась. Каждый день происходили яростные стычки между противниками, и однажды римлянам удалось обратить в бегство несколько вражеских отрядов. Но тут появился Митридат, который остановил беглецов и лично возглавил атаку на противника. Римские когорты были буквально сметены бешеным натиском царских воинов. Любопытное описание итогов этого сражения оставил Аппиан. Согласно его сведениям, Митридат «навел на римлян такой страх, что они бежали вверх, в горы, не замечая, что враги остались далеко позади, но каждый думал, что бегущий вместе с ним или следующий за ним позади является врагом: так сильно были они перепуганы». Царь использовал эту небольшую победу в пропагандистских целях, поскольку велел составить письменные отчёты о сражении и разослать по соседним землям.

Дальше Митридат сделал то, что подсказывала сама логика происходящих событий. Используя своё качественное и количественное преимущество в коннице, он решил оставить римскую армию без продовольствия. Сделать с Лукуллом то, что проконсул проделал с понтийцами под Кизиком. Самые боеспособные кавалерийские отряды под командованием Менемаха и Мирона были поставлены в засаду, чтобы атаковать на марше римскую колонну, когда та поведёт обоз с продовольствием. Аппиан по достоинству оценил царскую задумку: «План был хорош – отрезать Лукуллу подвоз съестных припасов, которые он мог получать из одной только Каппадокии». Всё было продумано, всё было просчитано до мелочей, но беда пришла, откуда не ждали.

Судя по всему, те всадники, которые стояли в засаде, хоть и были самыми боеспособными, но в то же время, очевидно, являлись и самыми недисциплинированными. Едва только они заметили в теснинах римскую колонну, как не стали дожидаться, когда когорты выйдут на открытое пространство, волоча за собой обоз с продовольствием, а сами бросились в атаку и напали на противника в самом невыгодном для себя месте – ущелье! Для римских ветеранов перегородить большими прямоугольными щитами узкий проход и приготовиться к отражению атаки было делом нескольких минут. Многие царские кавалеристы и понять ничего не успели, как на них обрушился град пилумов, и они один за другим полетели на каменистую землю. Но самое страшное произошло после. Ударившись о стену римских щитов, всадники передних рядов стали разворачивать коней, чтобы выйти из боя, однако поток царской конницы продолжал вливаться в ущелье, и в итоге там образовалась свалка – смешались и люди, и кони. Воспользовавшись замешательством врага, когорты пошли в наступление. Легионеры щитами теснили противника, кололи лошадей копьями, подсекали им ноги, а сброшенных на землю наездников рубили мечами. Теснина мгновенно оказалась завалена трупами людей и коней, а уцелевшие всадники обратились в беспорядочное бегство. Их преследовали, некоторых убили, других загнали в горы, а остальные просто рассеялись по окрестностям. Понтийская конница была уничтожена.